Будь это гефсиманская руина,
Где глубочайший дух стенал с трудом,
Иль Посилипп, где кровью Конрадина
Былой позор смывал анжуйский дом, —
Вновь будет крест, вновь судоговоренье,
Без крови, но судьбы не отменить:
Заклятье — в строчках, рок — в стихотворенье,
Пропела парка, и прядется нить.
Во имя отмеряющего сроки —
Лишь тенью нам себя являет он,
Что завершает года крут широкий,
Но нам невнятно пение времен, —
Год на камнях истории творенья,
Камнях небес, камнях, где сил поток, —
И твой настанет срок: в стихотворенье
Страдания и ночи монолог.
ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС(1899–1986)
ХВАЛА ТЕНИ
(Дж. Джойсу)
Жизнь мира — от рассвета до заката,
И предстают в ночи передо мной
И ад, и рай, еврея путь земной
И Карфаген, разрушенный когда-то.
Дай, Боже, сил и подбодри меня,
Чтоб я сумел достичь вершины дня!
Наталья Галкина{8}
ФРАНСУА ВИЙОН (1431 — после 1463)
БАЛЛАДА СОСТЯЗАНИЯ В БЛУА
От жажды гибну я у родника,
Дрожа в ознобе, на костре сгораю;
Мне, как чужбина, родина горька,
Я обретаю всё, я всё теряю;
Всем верю, никому не доверяю;
Я, червь нагой, корону надеваю,
Я всемогущ, ничем мне не помочь,
Смеюсь сквозь слезы, в старых снах плутаю,
Все принимают, каждый гонит прочь.
Нет в мире постоянней перемены,
Меня неясность истиной влечет,
Я сомневаюсь в том, что несомненно,
В расчете точном вижу я просчет;
Ничто ни с чем сочту наперечет;
В отчаяньи опору обретаю,
А утром говорю: «Настала ночь!»
Всё помню, ничего не понимаю.
Все принимают, каждый гонит прочь.
Я беззаботен, всё меня тревожит,
Люблю владеть, но не люблю хранить,
Лишь похвала число обид умножит,
И невиновных легче обвинить;
Лишь тот мне друг, кто станет говорить,
Что белый лебедь — это ворон черный,
Похожа правда на вранье точь-в-точь;
Не предавать, а помогать зазорно,
Все принимают, каждый гонит прочь.
О принц, я сообщаю вам с поклоном:
Живу я только по своим законам,
Но получить награду я не прочь.
Я слеп и глух. Так будьте благосклонны!
Все принимают, каждый гонит прочь.
ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН (1788–1824)
СТАНСЫ НА МУЗЫКУ
1
Нет радости, милее той, что Рок придет отнять,
Когда настанет час уму и чувствам отпылать;
Зачахнут розы нежных щек и сердца первоцвет,
И увяданье нас уймет почти во цвете лет.
2
А те, кто схоронил в волнах обломки светлых дней,
Плывут на отмели греха и в океан страстей,
Им тщетно компаса игла указывает путь
К фата-моргане берегов, которых не вернуть.
3
Когда кладбищенский покой нам душу омертвит,
И станет глух к чужим скорбям, кто по своим скорбит,
Когда ручьи живые слез прихватят холода,
В сухих глазах блеснут лучи нетающего льда.
4
Еще живут в устах слова, надежды ток — в груди.
Но прежних безмятежных снов ты заполночь не жди.
Обвил руины буйный плющ, всё утопил в листах.
Снаружи трепет, зелень, жизнь, внутри развал и прах.
5
Где чувства, равные былым, тот, кем я был тогда,
Где слезы прежние мои, летучих дней чреда?
Когда б вернулась, как весна, вся прелесть бытия,
В пустыне нынешней моей, оттаяв, плакал бы я…
РОБЕРТ ГРЕЙВЗ (1895–1985)
Укор
Луной глядишь в мои леса,
В леса тревог и бед,
И слез вечерняя роса
Твой оттеняет свет.
Нарушив мой покой и сон,
«Жестокий… — шепчешь, — лжец…»
Из можжевельника сплетен
Колючий твой венец.
Лжец? Но ведь я тебе не лгал
И не был я жесток.
Стволы черны, снег белый пал
И звезды пали в срок.
В твоем луче двоится тьма,
Грех жизни нашей всей
И полустертый след клейма
На совести моей.
Виктор Генке{9}
ГРИГОРИЙ НАЗИАНЗИН (ок. 330 — ок. 389)
О СУЕТНОСТИ И ПРЕВРАТНОСТИ ЖИЗНИ, А ТАКЖЕ О ЕДИНОМ КОНЦЕ ВСЯЧЕСКИХ
О, как желал бы я ласточкой быть или голубем сизым,
Только бы скрыться от жизни со смертными или в пустыне
Вместе с животными дикими так обитать (ибо звери
Самые верные смертные), чтобы, не ведая горя,
Дни проводить безмятежно, спокойно; один только разум
Вовсе бы не был звериным — в божественных помыслах сведущ,
На небе свет он стяжал бы для жизни моей беспечальной.
Или, забравшись на гору, я людям с вершины высокой
Стану кричать, обращаясь к ним голосом, грому подобным.
Смертные люди, гранатовый род! Бытия не имея
(Вся наша жизнь — для погибели), что мы напрасно кичимся?
Сколько же снами пустыми и лживыми нам забавляться
Здесь, на земле, суетой развлекая друг друга напрасно?
Сердцем своим рассуди, путешествуя всюду со мною,
Видя, что видел и я, ибо Бог даровал мне способность
Чудную: счастье, несчастье ли — разум легко переносит.
Этот отважен и юн — невоздержных товарищей гордость,
В членах враждующих крепок, душою же высокомерен.
Этот — красив, как звезда Эосфор, и к себе привлекает
Взгляды людей, что весенний цветок между юношей славных.
Этот — удачлив во всех состязаньях, подобно Арею;
Всех на ристалище он превосходит в убийстве животных.
Этот, привыкнув к роскошным пирам и веселым попойкам.
Чрево свое напитав лишь для воздуха, моря и Геи,
Сгорбился ныне, отцвел: слабосильная старость явилась.
Вся красота улетучилась, внутренность мертвою стала.
Только отчасти меж смертными, большей же частью в Аиде
Он пребывает. А этот предал себя басням различным.
Этот столь знатен, что думает лишь о могилах великих,
По завещанию скудному новых детей приобретши.
Этот, прославившись в городе силою мудрости, ныне
Вечно у всех на устах. А вот этот богатство без меры
Копит — всё мало ему; у иного же к знаниям тяга.
Этот обрадован тем, что к нему, мол, судьба благосклонна.
Этот — кровавых лохмотьев мешок, и не боле — имеет
Силу земли и поэтому в небо с презрением смотрит:
Будучи смертным, в надеждах возносится ввысь, как бессмертный.
Все одинаковы, все мы — лишь скудная горсточка тлена:
Раб и вельможа, батрак и заносчивый землевладелец.
Все мы во тьму отойдем, и приютом нам будет могила,
Всех нас в далекое странствие плач погребальный проводит,
Только лишь имя свое мы оставим скорбящим потомкам.
Рано ли, поздно ли, всех нас единая участь постигнет:
Жалкая куча костей, обнаженный, оскаленный череп.
Кончились все наши горести, беды, страдания, нужды,
Войны, нечестие, жажда богатства, гордыня мирская —
Всё преходящее умерло, вся суета отшумела.
Время покинуть сей мир — нам в нетление должно воскреснуть.
Видя всё это, внемлите же голосу разума, дети
(Истинно, дети мои, ибо Духом детей приобрел я),
Внемли мне, мир, и всё то, что бушует в стремительном мире:
Всю эту скверну, которой исполнено царство земное, —
Жажду похитить чужое, убийства и лютые распри,
Славу, богатство, престол, благородство, неверное счастье, —
Спешно оставим и в небо бежим без оглядки, где ждет нас
Троицы свет, что сияет так чудно и невыразимо.
Прочих игральным костям уподоблю: в одну и в другую
Сторону падают; грязь им, как свиньям, приносит отраду;
Тьмою кромешною ночь им безумные очи застлала —
Ходят на ощупь, вдоль стен, чтобы им не столкнуться друг с другом.