Читать онлайн "Век перевода (2005)" - Витковский Евгений Владимирович - RuLit

Выбрать главу

Его ангел-хранитель Всегда говорил Что и Кого прочитать.

Зная, что ему везло, Он удивлен, что так Мало самоубийц.

Он не видел Бога, Но верит, что раза два Слышал Его.

ПРОЩАНИЕ С MEZZOGIORNO

От готики севера, бледные дети Культуры вины, картошки, пива-виски, Мы, подобно отцам, направляемся К югу, к обожженным другим берегам

Винограда, барокко, la bella figura, К женственным поселеньям, в которых мужчины — Самцы, и дети не знают той жесткой Словесной войны, какой нас обучали

В протестантских приходах в дождливые Воскресенья, — мы едем не как неумытые Варвары в поисках золота и не как Охотники за Мастерами, но — за добычей;

Кто-то едет туда, решив, что amore Лучше на юге и много дешевле (Что сомнительно), другие убеждены, Что солнце смертельно для наших микробов

(Что есть чистая ложь); иные, как я, В средних летах — чтобы отбросить Вопрос: «Что мы и чем мы будем», Никогда не встающий на Юге. Возможно,

Язык, на котором Нестор и Апемантус, Дон Оттавио и Дон Джованни рождают Равно прекрасные звуки, не приспособлен К его постановке; или в жару

Он бессмысленен. Миф об открытой дороге, Что бежит за садовой калиткой и манит Трех братьев, одного за другим, за холмы И всё дальше и дальше, — есть порожденье

Климата, в котором приятно пройтись, И ландшафта, заселенного меньше, чем этот. Как-то все-таки странно для нас Никогда не увидеть ребенка,

Поглощенного тихой игрой, или пару друзей, Что болтают на понятном двоим языке, Или просто кого-то, кто бродит один, Без цели. Всё равно наше ухо смущает,

Что их кошек зовут просто — Cat, а собак — Lupo, Nero и Bobby. Их еда Нас стыдит: можно только завидовать людям, Столь умеренным, что они могут легко

Обойтись без обжорства и пьянства. И всё ж (Если я, десьтилетье спустя, их узнал) — У них нету надежды. Так древние греки о Солнце Говорили: «Разящий-издалека», и отсюда, где все

Тени — в форме клинка, вечно синь океан, Мне понятна их мысль: Его страстный Немигающий глаз насмехается над любой Переменой, спасеньем; и только заглохший

И потухший вулкан, без ручья или птицы, Повторяет тот смех. Потому-то Они сняли глушители со своих «Весп» И врубили приемники в полную силу,

И любой святой вызывает ракетный шум, Как ответная магия. Чтобы сказать «У-уу» сестрам Паркам: «Мы смертны, Но мы пока здесь!», — они станут искать

Близость тела на улицах, плотью набитых, Души станут иммунны к любым Сверхъестественным карам. Нас это шокирует, Но шок нам на пользу: освоить пространство, понять,

Что поверхности не всегда только внешни, А жесты — вульгарны, нам недостаточно Лишь звучанья бегущей воды Или облака в небе. Как ученики

Мы не так уж дурны, как наставники — безнадежны. И Гёте, отбивающий строгий гекзаметр На лопатке у римской девы, есть образ (Мне хотелось, чтоб это был кто-то другой)

Всего нашего вида: он с ней поступил Благородно, но все-таки трудно назвать Королеву Второй его Walpurgisnacht Елену, порожденную в этом процессе,

Ее созданьем. Меж теми, кто верит, что жизнь — Это Bildungsroman, и теми, для кого жить — Значит «быть-здесь-сейчас», лежит бездна, Что объятиями не покрыть. Если мы захотим

«Стать южанами», мы тотчас испортимся, Станем вялыми, грязно-развратными, бросим Платить по счетам. Что никто не слыхал, чтоб они Дали слово не пить или занялись йогой, —

Утешительно: всей той духовной добычей, Что мы утащили у них, мы им не причинили Вреда и позволили, полагаю, себе Лишь один только вскрик A piacere,

Не два. Я уйду, но уйду благодарным (Даже некоему Монте), призывая Моих южных святых — Vito, Verga, Pirandello, Bernini, Bellini

Благословить этот край и всех тех Кто зовет его домом; хотя невозможно Точно помнить, отчего ты был счастлив Невозможно забыть, что был.

ШЕЙMAC ХИНИ (р. 1939)

СВЯТОЙ ФРАНЦИСК И ПТИЦЫ

Когда Франциск проповедовал им любовь, Птицы слушали — и взлетали вверх В синеву, словно стая слов,

Радостью спущенных со святых губ. Шумя, облетали его кругом, Садились на рясу и капюшон,

Танцевали и пели, играли крылом, Воспарившие образы, сон; Что было лучшим его стихом:

Правда смысла и легкий тон.

Рахиль Торпусман^{35}

ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН (1788–1824)

В АЛЬБОМ

Однажды — много лет спустя — Замри над строчками моими, Как путник замер бы, прочтя На камне выбитое имя;

И, глядя сквозь завесу лет На потускневшие чернила, Знай, что меня давно уж нет И этот лист — моя могила.

АЛЬФРЕД ТЕННИСОН (1809–1892)

ОДИННАДЦАТИСЛОЖНИКИ

О насмешливый хор ленивых судей, Нерадивых самодовольных судей! Я готов к испытанию, смотрите, Я берусь написать стихотворенье Тем же метром, что и стихи Катулла. Продвигаться придется осторожно, Как по льду на коньках — а лед-то слабый Не упасть бы при всем честном народе Под безжалостный смех ленивых судей! Только если смогу, не оступившись, Удержаться в Катулловом размере — Благосклонно заговорит со мною Вся команда самодовольных судей. Так, так, так… не споткнуться! Как изыскан, Как тяжел этот ритм необычайный! Почему-то ни полного презренья, Ни доверия нет во взглядах судей. Я краснею при мысли о бахвальстве… Пусть бы критики на меня смотрели Как на редкую розу, гордость сада И садовника, или на девчонку, Что смутится неласковою встречей.

~ 68 ~