И левого крыла робеспьеризма, у которого ненависть к богачам шла от среднего класса. Политически модель революции по Ба-бефу была вьздержана в традициях Робеспьера и Сен-Жюста.
С точки зрения абсолютистского правительства все эти движения были также разрушительны для стабильности и правопорядка, хотя некоторые из них более последовательно распространяли хаос, чем другие, иные были более опасны, потому что могли разбудить безразличие нищих масс. Вот почему секретная полиция Меттерниха в 1830-х годах уделяла такое повышенное на наш взгляд внимание распространению «Paroles d’un Croyant» (1834 г.) Ламенне, поскольку, говоря на неполитическом язьпсе католиков, она могла обращаться к людям, уже отравленным откровенно атеистической пропагандой’* Фактически оппозиционные объединения были объединены чем-то большим, нежели их общим отвращением к режиму 1815 г., так возник и традиционно единый фронт всех противников (по какой-либо причине) абсолютной монархии, церкви и аристократии, в период с 1815 по 1848 г. происходило разрушение этого объединенного фронта.
Во время Реставрации (1815—1830 гг.) ночь реакции накрыла всех, кто высказывал оппозиционные мнения, и в этой темноте вряд ли можно было отличить бонапартистов от республиканцев, умеренных — от радикалов. В то время еще не было самостоятельных революционеров или социалистов из рабочего класса, по крайней мере в политике, разве что в Британии, где появилось независимое пролетарское направление в политике и идеологии под эгидой кооперативов Оуэна®* накануне 1830-х гг. Большинство из не британских массовых проявлений недовольства были еще не политическими или служили предлогом для легитимистов и клерикалов, вьфажая глухой протест против нового общества, и несли только злость и хаос. Но, несмотря на это, на континенте появлялись первые ростки политической оппозиции в виде небольших групп, состоявших из людей богатых и образованных, что было одно и то же, поскольку в такой могущественной цитадели левых, как Политехническая школа, лишь одну треть студентов, называемых подрывной группой, составляли выходцы из мелкой буржуазии (из низших чинов армии или гражданских служащих) и только 0,3% — простой народ. Представители бедноты, сознательно находившиеся на левом фланге, принимали на вооружение классические лозунги революции среднего класса, хотя в версии радикальных демократов, скорее, чем во взглядах умеренных деятелей, уже стало проскальзывать нечто вроде социальных требований. Классическая программа, вокруг которой объединилась британская рабочая беднота, представляла простую парламентскую реформу, что было вьфажено в «Шести пунктах» Народной Хартии*. В сущности эта программа не отличалась от якобинской программы времен Пейна и была вполне совместима (отличалась только своей связью с растущим рабочим классом) с политическим радикальным реформаторством среднего класса, идеологом которого являлся Джеймс Милль. Единственное отличие в период Реставрации состояло в том, что рабочие-радикалы уже предпочитали слушать выступления людей, которые говорили с ними на их языке — риторических пустозвонов, как Хант (1773—1835 гг.), или блестящих и энергичных стилистов, как Уильям Коббет (1762—1835 гг.), и, конечно. Тома Пейна (1737—1809 гг.), — куда больше, чем самих реформаторов из среднего класса.
Таким образом, в этот период европейскую оппозицию не разделяли на разные лагеря ни социальные, ни даже национальные различия. Если не считать Британии и США, где существовала регулярная форма массовой политики (хотя в Британии ей положила конец антиякобинская истерия вплоть до начала 1820-х гг.), политические планы были очень сходны с планами оппозиционеров всех стран Европы, все были очень похожи и методами совершения революций — по всей Европе абсолютизм обычно
♦ 1) Избирательное право для мужчин; 2) выборы по избирательным бюллетеням; 3) равные избирательные округа; 4) плата за членство в пфламенте; 5) ежегодные парламенты; 6) отмена имущественного ценза для кандидатов.
исключал мирные реформы. Все революционеры полагали с некоторой долей справедливости, что они представляют элиту свободных и прогрессивных деятелей среди широких инертных масс безразличных и введенных в заблуждение простых людей, которые, без сомнения, будут приветствовать освобождение, когда оно наступит, но ничего не сделают для этого. Все они (по крайней мере к западу от Балкан) думали, что борются против одного общего противника, союза монархов под предводительством царя. Все они думали о революции как об объединяющем, а не разъединяющем явлении, а не о совокупности национальных или местных свобод. Все они старались принять единый тип революционной организации: принцип мятежного братства.