— Натяните ему на голову, — последовала команда, которая тут же и была выполнена. Возможность использовать зрение таким образом Найден потерял. Оставалось надеяться только на то, что это временно.
Виктора подхватили под руки и поддерживая с двух сторон повели в неизвестном ему направлении. Поднялись на крыльцо — семь ступеней — перешагнули через порог, прошли по какому-то длинному коридору — двадцать три шага, — поднялись на второй этаж — два пролета по десять ступеней — после чего наконец зашли в некое помещение, где полицейского достаточно жестко «приземлили» на стул.
Судя по тому, что стул был мягкий, а в комнате пахло дорогим табаком, а не кровью и экскрементами, это была не пыточная, что уже радовало само по себе. В положении Найдена, нужно признать, оставалось не так много поводов для радости.
Несколько минут Виктор сидел в комнате в одиночестве, во всяком случае никаких движений или разговоров вокруг слышно не было. Потом дверь вновь открылась — петли стоило бы смазать, — и внутрь вошло несколько человек. Сколько именно Найден не понял, но точно больше одного.
Неожиданно мешок сдернули с его головы, и полицейский наконец получил возможность осмотреться. Судя по тому, что обстановку в комнате иначе как аскетичной назвать было просто нельзя — стул, на котором он, собственно, и сидел, простой деревянный стол, еще один стул с другой стороны стола, пара пустых книжных полок на стене, какая-то дешёвенькая фоторепродукция без рамки на другой, никаких цветов или просто мелочей присущих обитаемому жилью — привезли Найдена на съёмную конспиративную квартиру.
Гораздо интереснее были люди, находящиеся с ним в одной комнате. За столом сидел комиссар Горд. Это именно он, прищурившись попыхивал сигарой, видимо, в кой это веки наплевав на заперты врачей.
Рядом со своей обычной невозмутимой миной на лице стоял Петер Зайвен. Толстяк, заметив интерес Виктора к своей персоне, криво усмехнулся и подмигнул сидящему на стуле товарищу по работе в полиции. После чего достал из кармана жменю орехов и забросив один в рот принялся неторопливо пережевывать его так, как будто ничего необычного вокруг и не происходило.
— Хреново выглядишь Найден, — не заморачиваясь приветствиями и глобально какими-то приличиями в целом произнес комиссар.
— Вы не первый, кто мне сегодня это говорит, — в том начальнику ответил Виктор, пытаясь одновременно понять, какого демона тут вообще происходит. — К сожалению, все мои попытки как-то исправить свой внешний вид успешно провалились. Иначе бы меня тут просто не было.
Выглядел Найден действительно… Эклектично. Упаковавшие его амбалы, к счастью, позволили полицейскому пристегнуть протез, а вот с одеждой… Какие-то странной расцветки брюки, выданные ему вместо своих испорченных, едва-едва подсохшая сорочка, которую девочки из борделя не смотря на все произошедшее успели постирать, башмаки на босу ногу и сверху банный халат. Как будто из сумасшедшего дома сбежал, не иначе.
— Впрочем, меня твой внешний вид мало интересует, принц. — Комиссар Горд задумчиво перекинул сигару из правого уголка рта в левый и продолжил мысль, — а вот почему тебя по всему городу безопасники ищут — это да, это вопрос, что называется на сто талеров.
— Сам хотел бы знать, — пожал плечами Найден. — Вроде ничего такого за собой не знаю.
— А покушение на принца Альберта?
— А что с ним? — Вопросом на вопрос ответил Виктор.
— Его высочество вчера был ранен. Тяжело. Пока в сознание не приходил.
— То есть он жив? — То, что дядя ранен, для Найдена, понятное дело, неожиданностью не стало, но вот до «официального» освещения этого события он конечно же добраться не мог.
— Жив, — подтвердил руководитель центрального округа столичной полиции. — Однако, видишь ли, принц, какое дело, в нападении на него безопасники обвиняют некого Виктора Найдена, мещанина тридцати пяти лет, высокого роста из особых примет — ампутированная левая рука, и протез вместо нее. Не знаком случайно?
С одной стороны, новость о том, что в покушении на Альберта люди короля обвинили именно его, Найдена достаточно больно зацепила. Сердце сжалось от негодования и осознания того, что сделать с этими несправедливыми обвинениями он ничего не может. И вообще, уж Виктору-то убивать своего дядю смысла не было совершенно никакого, что опять же стороннему наблюдателю, не знакомому с внутренней политической кухней, было совсем не очевидно.
С другой стороны, полицейский где-то на задворках сознания отстраненно согласился, что обвинить именно его в покушении на принца Альберта — дело достаточно логичное. Оно конечно, если дойдет до суда, то данная версия развалится как карточный домик под весом объективных доказательств обратного, но кто сказал, что до суда дело вообще дойдет? И кто сказал, что судьи в его случае будут руководствоваться объективными доказательствами, а не политической целесообразностью. Уж кто-кто, а Виктор был с Поруской судебной системой знаком куда ближе, чем ему бы хотелось.