Потом я навестил Штаб ВДВ, повидался и побеседовал с командующим генералом Подколзиным и в принципе, по командировочному реестру, мог считать свою работу почти что законченной. Повидались мы и с Александром Ивановичем Гуровым. Правда, пока я добрался к нему в самый конец Варшавки, еслистратовская тачка несколько раз ломалась, а посему наши следующие встречи я попросил генерала проводить, если он не возражает, у него дома. К Рижскому вокзалу все же ехать было поближе. Гурова я попросил подготовить материалы по двум очень насущным темам - борьбе с организованной преступностью как угрозой общественной и экономической безопасности России, по вопросам противостояния терроризму, а также по истории терроризма в государстве российском.
В неотстрелянной обойме у меня оставались только различные ведомственные пресс-конференции. Расписание, включая и возможные погрешности, имелось в наличии, так что я мог смело теперь варьировать между корреспондентским долгом и долгожданным заслуженным отдыхом. Через неделю в Москву должна была прилететь Нина, а еще дней через пару я собирался наконец выбраться домой на Пролетарку к Игорю Морозову.
ИГОРЬ МОРОЗОВ - ОБРЕТЕНИЕ БРАТА
О моем знакомстве и дружбе с Игорем Николаевичем Морозовым, перешедшей в настоящие родственные отношения, тоже можно написать отдельную книгу, и подозреваю, что не одну. Очень трудно будет уложить даже в этой главе все то, чем Игорь стал для меня, а я, в свою очередь, для него. По его же словам, ему всегда недоставало младшего, а мне - старшего брата. Но начну я издалека, по порядку.
В моей маленькой белорусской Речице был у меня сосед по подъезду, близкий друг детства, на хороший десяток лет старше и мудрее меня, тогда еще совсем щенка. Звали его Игорь Морозов. День рождения у Игоря был 22 мая, а родился он в 51-м. Отца Игоря звали Николай и был он близким корешем и собутыльником моему папе Коле. В первой половине 70-х, когда я проводил несколько лет на "хозяйской даче", семья Морозовых поменяла местожительство куда-то в Россию. Куда конкретно - я так и не установил, узнав уже ближе к началу 82-го лишь только то, что Игорь закончил военное училище и проходит службу где-то на Юге, может, и в Афганистане, про который тогда было принято говорить полушепотом-полунамеком. В начале 83-го я и сам оказался далеко от родных мест, только не на Юге, а на Западе. В 85-м в моих руках оказалась магнитофонная кассета - сборник афганских песен. Кто знает, каким ветром занесло ее в пешаварский дукан, может, "духи" где подобрали, а может, от пленных или перебежчиков? Не это главное. На кассете были афганские песни, а среди них - одна, в которой упоминался Игорь Морозов (Братан до сих пор не может простить своему куму Сергею Демешову эту песню про бадахшанскую ОБГ 4-го "Каскада", где все бойцы названы по именам и фамилиям. "Да он вскрыл нас всех тогда этой песней!" - каждый раз в сердцах восклицает Игорь, когда заходит речь о тех делах дней минувших.)
Я знаю только одно: если бы не эта песня Сереги Демешова, мы с Игорем Морозовым могли никогда бы не встретиться. За это я Демешову от всей души благодарен, хотя по просьбе Игоря никогда не давал эту песню в эфир, ибо один из упоминаемых в ней "каскадеров" продолжал службу в МБ, а затем в ФСБ России, когда вовсю уже шла 1-я чеченская. Сами понимаете, в 80-х годах мои шансы отыскать в Советском Союзе офицера Морозова были равны абсолютному нулю. После августа 91-го в мои руки попали сразу две заметки: одна из выходящей в Аргентине эмигрантской газетенки "Наша страна", вторая - из отечественных "Аргументов и фактов". Оба источника в той или иной степени содержали упоминание об Игоре Морозове. Аргентинская "Наша страна" привела даже плохонькое фото - усатый парень средних лет, в камуфлированной форме (тогда Игорь еще не носил бороды). Вроде внешне похож, но именно в этом источнике упоминался КГБ. Я несколько задумался: кто знает, может, это военное училище готовило командные кадры и для погранвойск? Надо ехать в Москву и искать ответ там.
Когда в декабре 92-го Володя Пластун наконец осчастливил меня долгожданным телефонным номером, был уже последний вечер моего пребывания в столице, и все, что я мог позволить себе в тех обстоятельствах,- это позвонить по телефону. Как я уже упоминал в предыдущей главе, Игорь не узнал меня, хотя сколько воды утекло с тех пор... Я все еще мучился мыслью, тот это или не тот Игорь, хотя подспудно больше склонялся к тому, что все таки он - не мой Морозов. Эти мысли одолевали мою бедную голову и по дороге на Пролетарку. Путаясь в собственных умозаключениях, я настолько притих, что Елистратов даже стал на меня озабоченно поглядывать и попытался что-то спросить. Я раздраженно отмахнулся и стал думать дальше: как объяснить, с чего вообще начать? Уже потом, при нашей следующей встрече, Игорь рассказал мне о том, как в Кабуле столкнулся с офицером-старлеем. Они представились друг другу: "Игорь!" - "Игорь! А фамилия твоя как?" - "Морозов".- "Гм... и моя тоже. А отчество - Николаевич!" - "И мое... А ты какого года рождения?" - "Пятьдесят первого, двадцать второго мая".- "Так и я тоже". Редчайший случай полного совпадения имени, фамилии, отчества и даты рождения. Даже внешне они были чем-то похожи. Не знаю, да и братан тоже не знает, но вполне возможно, что этим старлеем, которого он встретил в Кабуле, и был мой близкий друг детства Игорь Морозов. Больше Игорь его никогда не встречал: и кто знает, вернулся ли тот живым "из-за речки".
Вот и искомая улица. Елистратов остается ждать в машине, а я, отыскав нужный подъезд, поднимаюсь в лифте наверх и нажимаю кнопку звонка. Дверь открыла жена Игоря - Ольга. Сыновей дома не было. Из соседней комнаты доносятся голоса, значит, Игорь не один, кто-то в гостях. Я прохожу в гостиную, последние сомнения развеялись: это не мой Морозов. Но с чего-то все же надо начинать наше знакомство. Я открываю кейс и достаю... не магнитофон, к черту его, а литровую бутылку водки и упаковку немецкого пива. Представляюсь и подсаживаюсть к столу. Человек в гостях у Игоря Володя Мурзин, в недалеком прошлом боец соседнего с бадахшанским, кундузского "Каскада". Мы выпиваем по стакану, закусываем. Я намеренно не тороплю события, внимательно прислушиваясь к разговору двух боевых офицеров, вспоминающих Афганистан. Через некоторое время Игорь взял в руки гитару, спел несколько песен. Я заблаговременно включил магнитофон и, пододвинув посуду, расположил его на столе.
В тот раз я не записывал интервью, поняв одну особенность Игоря. Задавать ему казенные вопросы с листа бумаги было бы бесполезной тратой и его и моего времени. Морозову необходимо было самому разговориться, выплеснуть наболевшее, и тогда беседа потекла бы уже сама по себе. Так и случилось, когда я приехал к Игорю во второй раз В этот день в гостях у Морозова был поэт и автор афганских песен полковник Виктор Верстаков. Я уже немного знал Витю как руководителя Студии военных писателей. Был неплохо знаком и с его литературным творчеством, включая "Афганский дневник". В этот раз мы записали с Игорем две полные часовые кассеты. Говорили в основном о войне и о ветеранских судьбах. Собственно о КГБ и об Отдельном учебном центре в Балашихе, иначе называемого КУОСом, а между своими ДОРНИИ, Игорь рассказывал скупо и неохотно. Оно и понятно. О действиях специальных диверсионно-разведывательных подразделений КГБ СССР "Каскад" в Афганистане - больше и охотнее, время от времени прерывая рассказ одной из своих подходящих к повествованию песен. Несколько раз гитару в руки брал и Виктор Верстаков, исполнив по моей просьбе свою очень замечательную шуточную песню "Краткий курс новейшей истории Афганистана" и некоторые другие. К моему предложению стать участниками и авторами афганских выпусков "Сигнала" оба отнеслись с пониманием и дали согласие.