"Когда «Я» принесло жертву сверх-"Я", отказавшись от инстинкта, оно надеется компенсировать себе это, получив от него больше любви. Сознание того, что эта любовь заслужена. ощущается с гордостью".
Самооценка тем самым возрастает, так как человек чувствует себя превосходящим других людей, которые остались в плену инстинктов и желаний, потерпели неудачу там, где он преуспел. Они чувствуют себя особенными и испытывают живое стремление быть народом, избранным для исключительной миссии, как первые христиане, французы времен Революции и, недавно, социалисты.
Неудивительно, что тотемические вожди подчиняют себе массы такими, какие они есть. Они избегают требовать от них того, что могло бы их задеть или что они отказались бы понять. Напротив, они всегда стремятся уверить их в обоснованности их инстинктов и их потребностей, обещая полное их удовлетворение. Даже если придется, с другой стороны, ограничить их, используя приемы внешнего подавления, армию и полицию, как самыми грозные. Но этот вид перестраховки имеет две серии последствий. С одной стороны, индивиды, как и масса, ожидают чудес. Они вновь обретают детскую веру во всемогущество какой-то личности или какой-то магической формулы. Вера оправдывает эти безмерные преувеличения, как это обычно делает реклама. Таким образом, она замыкает массы в мире иллюзий, обилия утопий или безграничной справедливости, который как раз и является миром магическим.
Можно сказать, что власть этих вождей имеет экономический характер в той мере, в какой они рассматривают идеи, например, христианство или социализм, как средства удовлетворения определенных желаний и инстинктов: желания бессмертия, счастья, что касается первого; и желания комфорта, радости обладания земными благами для второго. Из этого обязательно вытекает снижение уважения к себе у индивида и массы по причинам, противоположным тем, что мы только что рассматривали. То есть, потому что ожидаемые удовольствия исходят не от сверх-"Я". и что оно, напротив, подвергает суровой критике противоречащие ему поступки каждого. «Я». ослаблено, и люди чувствуют себя ущербно по сравнению с лидерами и другими людьми, согласившись на отказ, который примиряет их с идеалами «Я». В двух словах, вожди типа Моисея могут править, не иначе, как укрепляя это «Я», а вожди тотемические — растаптывая его. По меньшей мере, это было бы логично. Но реальность редко позволяет свести себя к логике.
Наконец, фактом является и то, что психология толп начала именно с описания тотемических вождей, прототипом которых послужил Наполеон. А закончила тем, что в лице Фрейда предложила разработку идеи вождей Моисеева типа, имеющих прототипом пророка Израиля, Моисея. То, что противопоставляет одних другим, можно подытожить запретом массам на сотворение себе образов и запретом вождям на обольщение масс. Переход от первых ко вторым представлял бы собой прогресс, аналогичный прогрессу при переходе от слегка окрашенной магией техники к научной технике, от тотального общества, не знающего антиномии частной и публичной жизни, к обществу разделенному, которое их признает и скрепляет их этическими нормами.
"Возвращаясь к этике, — писал Фрейд, — мы можем сказать в заключение, что часть ее правил рационально оправдывается необходимостью разграничить права общества и права индивида, права индивида по отношению к обществу и права одних индивидов по отношению к другим".
Но в массовых обществах чаще всего наблюдается обратный переход. Остается неизвестным одно: а именно, почему то, что кажется исторически прогрессивным представляет собой в психологическом отношении регрессию? Сам факт, что мы не можем этого понять, показывает, что мы подошли к границе гипотез, которые мы были обязаны выдвинуть, чтобы придать хоть немного смысла реальности, которая нуждается в значительно большем.
III
Могло создаться впечатление, что эти гипотезы почти не имеют точного и особенно современного приложения. Чтобы такое впечатление рассеять, я выбрал в качестве иллюстрации историю социалистического движения. С первых своих шагов оно познало последовательную смену Моисеевых и тотемических вождей. А также споры по их поводу, которые и сейчас не окончены. Я, желая быть кратким, ограничусь, в общих чертах уже намеченным сравнением между Марксом и Лассалем, затем — между Лениным и Сталиным.
Мы знаем, что Маркс одновременно выполнял работу теоретика социализма и руководителя Международного Товарищества Рабочих, стоял у истоков зарождения социал-демократических партий в Европе. Не стоит рассказывать о его жизни, скромность и бедность которой хорошо известны. Как революционер он нажил себе много врагов, ведя резкую полемику, чтобы защитить свои идеи и сразить своих противников. Но его значимость была вскоре признана, и еще при жизни он приобрел много последователей. Его труды, как и его корреспонденция, свидетельствуют о безоговорочном отказе, от любого смешения теории и мифа. Он решительно отверг тип политической организации, подчиненной авторитету одного человека, деспота, пусть даже и просвещенного, и своих размышлениях в Готской программе высказался против болтливой дребедени и скудных обобщений, которые обманывают рассудок, адресуясь к предрассудку.
С другой стороны, и свидетельства этого неоспоримы Маркс решительно объявил о своем категорическом неприятии любых форм возвеличивания его личности, отвергав страстные обращения, адресованные его гению, и обескураживая хор льстецов, готовых восхвалять его. Его занимал, исключительно работа, разработка и обсуждение его теории он был убежден, что ее нужно пропагандировать лишь с по мощью книг, воспитания рабочих и практики революции Однако, и Маркс доверил это только немецкому социалисту Блоссу, затем Лассаль сделал совершенно противоположное.
Этот последний, в самом деле, рассматривал социализм как разновидность религии и видел товарищество рабочих построенным по модели церкви. Сам он фигурировал бы роли вождя, который ведет массу к свободе. Так, он предлагал, чтобы личная диктатура, существующая на деле, полу чипа теоретическое оправдание и была провозглашена необходимой в практике. Он открыто требовал, чтобы объединившиеся рабочие слепо следовали за вождем. Товарищество должно походить на молот в руках вождя. Приводя свои замыслы в исполнение, Лассаль окружил себя двором почитателей и позволил исступленной массе делать из себя идола. Переходя от митинга к митингу, встречаемый повсюду с энтузиазмом, он являл доказательство неоспоримых талантов агитатора и организатора грандиозно инсценированные собраний.
"Депутация приходила встречать Лассаля на вокзале, — рассказывает историк, — объединенные хоры давали концерт под окнами его отеля. Он прибывал к залу собрания с эскорте машин, украшенных цветами, и также часто сопровождаемых хором. В некоторых местах кортеж проходил под триумфальными арками, которые перекрывали улицу. Но кульминационным моментом каждого собрания была речь, которая могло длиться более двух часов, и в этом случае оратор или содержание его послания имели решающее значение, литургия этих собраний превращала оратора в символ".
Точнее, в гипнотизера, который умел завораживать массы своим магическим глаголом. Борьба между соперничающими социалистическими партиями, марксистами и лассальянцами, с 1863 по 1875 гг. оставила глубокий след в немецком рабочем движении. Она особенно сконцентрировалась на форме власти и воздействия на массы.
"Чтобы составить эпоху, — заявлял Гете, — необходимы, как известно, две вещи: во-первых, иметь хорошую голову и, во-вторых, получить большое наследие. Наполеон — наследник Французской революции, Фридрих Великий — войны в Силезии и т. д".
Ленин составил эпоху, получив двойное наследие: первой мировой войны и социалистической революции, объявленной, но так и не реализованной. Его жизнь изгнанника и руководителя большевистской партии напоминает жизнь Маркса. Оба получили традиционное воспитание и жили в аналогичной среде, варясь в котле похожих идей и трудностей. Долго их практическая деятельность делилась между библиотеками и собраниями. Это доказывает, что государство должно было бы с большим недоверием относиться к одиночкам, отгороженным стенами рабочих кабинетов, полных книг, чем к вождям-экстравертам, перебегающим от толпы к толпе и жертвующим своей личностью. Влияние первых проникает вглубь и нет никакого спасения от заражения их примером и их идеями.