Афанасий представил свое дело папе Юлию I (340 г.). Юлий восстановил его в должности, но собор восточных епископов в Антиохии (341 г.) отверг юрисдикцию папы и назначил Григория, арианина, епископом Александрии. Когда Григорий прибыл в город, враждующие группировки разразились кровавыми беспорядками, убив многих; Афанасий, чтобы прекратить кровопролитие, удалился (342).11 В Константинополе бушевала похожая борьба; когда Констанций приказал заменить православного патриота Павла арианином Македонием, толпа сторонников Павла оказала сопротивление солдатам, и три тысячи человек погибли. Вероятно, за эти два года (342-3) христиане убили больше христиан, чем за все гонения на христиан со стороны язычников за всю историю Рима.
Христиане разделились почти по всем пунктам, кроме одного: языческие храмы должны быть закрыты, их имущество конфисковано, а против них и их поклонников использовано то же самое оружие государства, которое раньше использовалось против христианства.12 Константин не поощрял, но и не запрещал языческие жертвоприношения и церемонии; Констанций приказал закрыть все языческие храмы в империи и прекратить все языческие ритуалы под страхом смерти. Не подчинившиеся должны были лишиться своего имущества и жизни; эти наказания распространялись и на правителей провинций, которые пренебрегали исполнением указа.13 Тем не менее, языческие острова оставались в распространяющемся христианском море. В старых городах - Афинах, Антиохии, Смирне, Александрии, Риме - было много язычников, прежде всего среди аристократии и в школах. В Олимпии игры продолжались до Феодосия I (379-95); в Элевсисе мистерии праздновались до разрушения храма Аларихом в 396 году; а в афинских школах продолжали передавать, с мягкими интерпретациями, доктрины Платона, Аристотеля и Зенона. (Константин и его сын продолжали выплачивать жалованье схолархам и профессорам, составлявшим Афинский университет; юристы и ораторы по-прежнему стекались туда, чтобы научиться хитростям риторики, а языческие софисты - учителя мудрости - предлагали свои товары всем, кто мог заплатить. Все Афины любили и гордились Прохересием, который пришел туда бедным юношей, делил одну постель и плащ с другим студентом, поднялся до официальной кафедры риторики, а в восемьдесят семь лет был все еще так красив, энергичен и красноречив, что его ученик Евнапий считал его "нестареющим и бессмертным богом".14
Но главным софистом четвертого века был Либаний. Он родился в Антиохии (314 г.), оторвался от любящей матери, чтобы отправиться учиться в Афины; ему предложили в жены богатую наследницу, если он останется, но он заявил, что отказался бы от руки богини, лишь бы увидеть дым Афин.15 Он использовал своих учителей как стимулы, а не как оракулов; среди лабиринта профессоров и школ он получил образование сам. Почитав некоторое время лекции в Константинополе и Никомидии, он вернулся в Антиохию (354) и основал школу, которая в течение сорока лет была самой посещаемой и известной в империи; его слава (как он уверяет нас) была столь велика, что его экзорциумы распевали на улицах.16 Среди его учеников были Аммиан Марцеллин, святой Иоанн Златоуст и святой Василий. Он пользовался благосклонностью христианских князей, хотя говорил и писал в защиту язычества и приносил жертвы в храмах. Когда пекари Антиохии устроили забастовку, он был выбран обеими сторонами в качестве арбитра; когда Антиохия восстала против Феодосия I, он был назначен наказанным городом, чтобы отстаивать его интересы перед императором.17 Он пережил почти на целое поколение убийство своего друга Юлиана и крах языческого возрождения.
Язычество четвертого века принимало различные формы: Митраизм, неоплатонизм, стоицизм, кинизм и местные культы городских или деревенских богов. Митраизм утратил свои позиции, но неоплатонизм все еще оставался силой в религии и философии. Доктрины, которым Плотин придал теневую форму - о триедином духе, связывающем всю реальность, о Логосе или божестве-посреднике, совершившем творение, о душе как божественной и материи как плоти и зле, о сферах существования, по невидимой лестнице которых душа падала от Бога к человеку и могла восходить от человека к Богу, - эти мистические идеи оставили свой след в апостолах Павле и Иоанне, имели много подражателей среди христиан и послужили основой многих христианских ересей.18 В неоплатонической философии Иамблиха из сирийского Халкиса к мистерии добавилось чудо: мистик не только видел невидимые чувством вещи, но, соприкасаясь с Богом в экстазе, обретал божественные способности к магии и гаданию. Ученик Иамблиха, Максим Тирский, соединил притязания на мистические способности с благочестивым и красноречивым язычеством, которое покорило Юлиана. Говорил Максим, защищая от христианского презрения использование идолов в языческих культах,