В то время, когда происходили эти трагические события, он был вдалеке от родного села: по делам, связанным с подпольной деятельностью анархистских организаций на оккупированной Украине, он посетил Москву и ряд других городов России.
Именно к этому времени - весна-лето 1918 года - относится встреча Махно с Лениным в Кремле. Махно был в Москве, чтобы установить контакты с Московской федерацией анархистов, познакомился, наконец, со своим кумиром - Кропоткиным, который тепло встретил его. Виделся и с другими видными анархистами - с Боровым, Львом Черным… Большой интерес для историков русской революции представляет описание встреч с видными большевиками
Бухариным, Свердловым и с самим Лениным (с последним Махно разговаривал довольно долго, и в целом оба произвели друг на друга сильное впечатление)." Судя по ленинской реакций на действия махновской армии на Украине в годы гражданской войны, вождь большевиков неоднократно сожалел о том, что Махно находился по другую сторону баррикад…
Именно во второй книге воспоминаний Махно подробно рассказывает о своей поездке по российским городам, где существовали различные анархистские группы и федерации. Красной линией сквозь повествование проходят имена евреев- анархистов. Курск - Саратов - Астрахань - вновь Москва - таков маршрут Махно весной-летом 1918 года. В Саратове Махно с товарищами устраивают конференцию, на которой присутствуют представители местных анархических групп, а также делегаты из столицы и Украины. Подробно рассказывается об отчетном докладе саратовских анархистов, который зачитал Макс Альтенберг (он же Авенариус). Ввиду недостаточной революционности докладчика, призывавшего к уходу в подполье ввиду близости белогвардейских войск, Махно с сопровождавшими его гуляйпольскими анархистами разругались с ним, и, как Махно пишет, ушли с конференции неудовлетворенными. Здесь же, в Саратове, Махно встречается с анархисткой Аней Левин, бывшей каторжанкой. 'Последствия режимов царской каторги дают себя чувствовать. Она лежит в больнице. Я не замедлил посетить ее. В группе… оказался товарищ Ани Левин - Рива (член мариупольской группы анархо-коммунистов). С нею я пошел в больницу навестить товарища"."
Заехав по дороге в Тамбов (и поделившись с читателем впечатлениями от встречи с отрядом "Одесских анархистов- террористов" из 250 человек во главе с "командиром. Мишей"), Махно с сопровождавшими его гуляйпольцами возвращается в Москву. Многие страницы второй книги воспоминаний посвящены встречам со знаменитым в свое время анархистом теоретиком
Иудой Гроссманом (Рощиным), которого Махно уважительно именует не иначе как "Товарищ Иуда Гроссман-Рощин".
"Товарищ Шапиро тоже произвел на меня впечатление опытного и делового товарища. Однако, тов. Шапиро, еще до встречи моей с ним, был мне известен, как крайний синдикалист… Раза три я был вместе с тов. Аршиновым у тов. Шапиро… При виде Аршинова и меня он бросал свою работу, подходил к нам… и нужно сказать правду, оставил во мне хорошее впечатление"."
Возвращаясь на Украину, Махно проезжал Орел. "Побродил по этому городу… Город, в котором, при самодержавии Николая Второго Романова, существовала каторга. На этой каторге, в особенности, не было предела разнузданности по отношению политкаторжан. Дух антисемитизма здесь гулял в той мере, в которой только смогли проявлять его управители… начиная от начальника и кончая темным невежественным надзирателем - ключевым или постовым у дверей камер, при выходе на прогулки, на самой прогулке, Это в Орловской каторге чуть не каждого прибывшего в нее политкаторжанина, под воротами, спрашивали: - Жид? - И если отвечал: - Нет, - заставляли показать крест. А когда не оказывалось последнего, били, приговаривая:- Скрывает, мерзавец, свое жидовство. - Били до тех пор, пока не срывали с него арестанского костюма и не убеждались на половом члене. Но и в этом случае били, только теперь уже за то, что не носит креста…"
Первые вести о трагедии своей семьи, страдавшей от рук немецко- австрийских оккупантов и украинских националистов, принесли Махно знакомые евреи сразу по возвращении на Украину из российской поездки.
"Высадился я на ст.Беленикино и… встретился в тысячной толпе… со многими гуляйпольцами. Один из них - сын одной хорошо знакомой мне еврейской семьи, некий Шапиро - бросился мне на шею. Он многое сообщил мне о положении… в Гуляй-Поле.. От этого Шапиро и ряда других еврейских парней я узнал, что дом моей матери сожжен… Старший мой брат, Емельян, который, как инвалид войны, не принимал никакого участия в политической организации, расстрелян. Другой старший брат, Савва… был схвачен и посажен в Александровскую тюрьму. За мое отсутствие… немцами совершено много расстрелов, главным образом крестьян-анархистов"."