— Спрячьте оружие, товарищ Дерябина. И кобуру застегните!
Открыл, даже не спрашивая. На тех, кто на пороге стоял, поглядел.
— Зачем по двери колотили? Вас что, не учили, как арест производится?
Двое крепких парней, — один в штатском, другой в знакомой светлой форме при петлицах, — переглянулись.
— Дерево больно толстое, — ухмыльнулся «штатский», — боялись, не услышите.
Второй — тот, что в форме, глядел серьезно. Осмотрел кабинет. Заметив Симу, неодобрительно дернул губами:
— На два слова, товарищ Москвин. Пожалуйста, в коридор.
Весельчак, закрыв дверь, развернулся, стер с лица улыбку.
— Товарищ Москвин, прошу одеться и пройти с нами. Вам велено передать…
Замолчал, на второго взглянул. Тот шагнул ближе:
— Слова из песни. «Мне зелено вино, братцы, на ум нейдет. Мне Россия — сильно царство, братцы, с ума нейдет.»
Бывший старший уполномоченный вздохнул:
Гостей он ждал ближе к вечеру, но кто-то оказался слишком нетерпелив.
Машина Бокия приткнулась к стене собора. Шторки закрыты, возле капота — крепкий детина в белом полушубке. Обыскивать не стал и документ не спросил, лишь взглянул очень внимательно. Подумав немного, пожевал губами, словно сомневаясь, наконец указал на заднюю дверцу:
— Сюда! В салоне не курить, голос не повышать, обращаться: «Товарищ Бокий» или «Товарищ Председатель Государственного политического управления».
Леонид, не став спорить, взялся за блестящий металл, открыл дверцу. Изнутри пахнуло теплом и бензиновым духом.
— Здравствуйте, товарищ Председатель Государственного политического управления!
Бокий, взглянув угрюмо, подвинулся, освобождая место, руку протянул.
— И тебе, Леонид Семенович, не болеть. Зря я тогда не настоял, чтобы тебя к нам вернули. Было бы одной проблемой меньше.
— Есть человек — есть проблема, — охотно согласился бывший старший оперуполномоченный. — Нет человека — нет проблемы.
Бокий взглянул недоуменно, и Леонид поспешил пояснить.
— Так о товарище Сталине говорят, о его кадровой политике. Когда Иосиф Виссарионович узнал, то очень обиделся.
Председатель ОГПУ неодобрительно покачал головой:
— Шутки у вас в ЦК… Человек есть — и проблема тоже есть. Леонид Семенович, ты помнишь Москвина? Ивана Москвина, он при тебе был заведующий отделом Петроградского комитета? Иван Михайлович, белесый такой, голову бреет. Он потом стал секретарем Северо-Западного бюро.
Леонид задумался, но ненадолго. Усмехнулся. «Надеюсь на ваш опыт, товарищ Москвин!» Еще один знакомец Черной Тени.
— Я его недавно у товарища Каменева встретил. То-то, показалось, что лицо знакомое! К нему Лунин, который Николай, по фамилии обращается, а я понять не могу. Интересно, он — настоящий Москвин?
Отвечать Председатель ОГПУ не стал. Сунул руки в карманы шинели, отвернулся.
— Мы с твоим начальником, с Кимом Петровичем, договорились. Я не буду вмешиваться в его дела, но за это получу определенные гарантии. В будущем — членство в Политбюро, а сейчас — контроль над Орграспредотделом. Заодно почищу там все до белых костей, так что Киму одна только выгода. Сам я в Генеральные не собираюсь, но Орграспред — это действительно гарантия от случайностей. Иван Москвин — мой друг, и, кстати, очень хороший работник. Кандидатура на заведование отделом уже согласована в Политбюро…
Бокий замолчал, потом резко повернулся:
— Что, не знаешь? Тебя хотят сделать его заместителем. Зиновьев хочет. Понравился ему Лёнка Пантелеев! Ты же теперь всем питерским — кровный враг, вот и будешь костью в горле. Откажись! Я с Кимом уже говорил, он на тебя кивает. Мол, приказать не могу, нельзя человеку карьеру ломать. Я его понимаю, лишние глаза в Орграспреде ему не помешают. Откажись, Леонид Семенович!
Товарищ Москвин еле заметно улыбнулся. Товарищ Ким — он такой! Отвечать, однако, не спешил.
— Во Францию, говорят, едешь?
Бокий резко обернулся, посмотрел в глаза: