Свет вдруг погас, яркий, предательский, а скудный отсвет, сочившийся словно бы ниоткуда, еще не мог быть различим. На секунду мы оказались в полной темноте, затем все трое упали, перекатились, ожидая нового прошивающего тьму луча. Наконец Зверев осторожно мигнул фонариком, высветил на миг сценическую площадку, опять перекатился в сторону, ощущая, как то же самое сделали его товарищи. Потом сел и включил фонарь. Никакого Штока здесь уже не было, как не было и сумки с документами и чумными контейнерами.
— Где он? — очнулся Олег Сергеевич.
— Через коллектор не выходил. Ушел вглубь, — сказал я. — Есть здесь еще выходы? Наверх есть путь?
— Если только он сам нашел что-то. На моей памяти — это единственный путь к небесам обетованным.
— Что делаем?
— Он может быть где-то рядом, осторожно ищем, — приказал я. И мы двинулись.
— Я здесь сижу. Из меня сегодня поисковик никудышный, — объявил старик.
— А если он на тебя выйдет? У тебя и оружия нет.
— А это что? — и старик показал свой баллончик.
— Возьми еще нож.
— Не возьму.
— Как знаешь.
И мы двинулись. Это просто для очистки совести. Не могло здесь его уже быть. А вскоре мы услышали голоса и увидели свет в конце туннеля. Это значит, что преграда была пройдена и нам следовало покидать подземелье.
Мы отошли от выхода наверх метров сто, когда его начали блокировать сверху. Вначале подъехал банальный фургон с ОМОНом, затем — руководящий «джип», а после, когда мы уже садились в нашу «аварийку» на Эпроновской, — другие ответственные товарищи и руководящие работники.
Вторжений таких вот в мир тишины и покоя, в мир подземного Кенигсберга случалось за всю послевоенную историю множество. Теперь газеты «выстрелят» новой янтарной версией, потом кто-то «оттянется» в брошюре. Телевидение пробежится по месту событий. И никто из праздных обитателей Калининграда никогда не узнает, что же было спрятано в камере, вскрытой под Южным вокзалом, а что лежало в нише наверху — и подавно. Представители ФСБ вывезут некондиционный хлам в ящике, кто-то поднимет в архиве старые документы, может быть, вспомнит Олега Сергеевича. А с того все взятки гладки. Его и не было здесь вовсе. Он где-нибудь на прудах подмосковных был в это время в одиночестве и всегда это докажет. Что взять со старика, если даже он владеет Звездой Героя?
Если Шток — это человек Господина Ши, то нужно ждать его где-то там, на подходе. Если он действует в автономном режиме, то нужно перекрыть все выходы из города, что сейчас практически невозможно. Но скорей всего он сейчас попробует отлежаться. Дождется окончания событий, о которых, вероятно, знает весьма приблизительно, хотя с достаточной долей достоверности. Шток — умница. И больше нет милиционера, походившего на афганского большого человека Наджиба. Есть содержащийся в следственном изоляторе мужик, который очень много знает, но совсем не хочет отвечать на вопросы и, как может, бережет уже не оболочку свою растерзанную, а то, что называется то ли душой, то ли совестью.
Штока все же пытаются отследить малыми силами на вокзалах, в порту, на пограничных переходах. Во властных и силовых структурах — недоуменное ожидание и осторожный пессимизм. Это примерно та же ситуация, когда мы со Зверевым в отчаянии прочесывали ближние коридоры под привокзальным кварталом в полной темноте. Наконец старику приходит светлая мысль в голову. Мы «садимся» на медицину и морги. Работаем по модели сорок пятого года. Есть надежда, что какой-то из «газырей» вынут из сумки и попробуют вскрыть. Надежда не столь уж безумная. Эта ниша сейчас вне внимания кого-либо, и мои люди со служебными удостоверениями военной контрразведки и строгими напоминаниями о неразглашении чувствуют там себя легко и уверенно.
Ждать нам приходится не более суток. Наконец-то произносится столь желанное и столь страшное слово: чума.
В приемном покое сороковой поликлиники Балтийского флота находится тело матроса второй статьи Мотовкина со всеми соответствующими признаками страшного заболевания. Полная секретность. Никакой утечки информации. Я выезжаю на место происшествия со стариком.
Помещение уже локализовано. Все входившие в контакт с Мотовкиным, который попал сюда в «бессознательном» состоянии, находятся сейчас в охраняемом карантинном помещении. Главврач в данный момент отсутствует. Дежурный врач ждет нас в своем кабинете. Это — женщина лет сорока и весьма привлекательная.