Солнце скатилось за причудливый гребень горы. Секал направил коня в сторону лагеря. Чем ближе он подъезжал к нему, тем тревожнее становилось на душе. С трудом приподнимая голову, воин вглядывался вдаль. Свет костров выхватывал очертания юрт и скачущих всадников. Что случилось в племени?
Утром, когда Секал умчался в степь, с юга подошли люди Киби-кагана. Отчетливо различив передних, встречавшие медленно приглушили литавры, опустили знамена. Из рядов кибинцев вырвался всадник и, высоко подняв сломанное копье — символ смерти, поскакал к белой юрте. Всадник держал копье Киби-кагана!
Воины потеряли своего военачальника, племя осталось без кагана, отец Азы потерял друга. Два племени соединила смерть. Вожди и старейшины племени кибинцев привели своих людей, чтобы жить одной ордой, чтобы их повелителем стал отец Азы, их военачальником — бесстрашный Секал. Горе пришедших разделили все.
Киби-каган был родом из южных степей. Обычаи этого тюркского племени были иными, нежели у племени, породившего отца Азы. Киби-кагана хоронили так, как принято на его родине. Воины соорудили огромный костер. Затем другой, третий… Всю степь меж юрт и кибиток покрыли костры. Тело Киби-кагана положили в выдолбленную колоду и поставили на кучу хвороста.
Мерцающий луч луны, вышедшей из-за тучи, упал на безжизненное лицо Киби, и в тот же миг поднесенный факел запалил костер. Пламя взметнулось и скрыло мертвое тело. Гигантский огненный язык рванулся к луне и тучам. Запрокинув головы, женщины с распущенными волосами запели протяжные песни.
Секал подъехал к лагерю. Увиденное было непонятно и тревожно.
Он осторожно тронул стражника, пристально смотревшего на костры.
— Что это за люди? — Секал показал на всадников, круживших у костров.
— Люди Киби-кагана, Киби-каган умер! — Стражник показал на гигантский костер.
Крики отчаяния раздавались в степи. Воины, подхлестывая коней, кружились вокруг костра, криками возвещая о постигшем их горе. Они рассекали лица, грудь, руки ударами острых ножей. Становилось нестерпимо жутко, горло перехватывал густой комок. Секал превозмог себя и, направив коня через дым костров, вновь умчался прочь от людей. Вернулся он лишь на рассвете.
Три дня кибинцы справляли тризну. На четвертый собрали пепел умершего в глиняный сосуд, выехали за пределы лагеря, выкопали небольшую яму. В нее опустили урну, засыпали ее землей, устроили вокруг оградку из ровных каменных плит. В центре оградки водрузили каменное изваяние. На темно-сером граните высечены усы, прямой нос, впалые глаза и руки, скрещенные на поясе. Камень был не очень похож на Улогуту, врага Киби-кагана, но изображал именно его. Улогуту был самым сильным врагом, убитым покойным в последней битве. От каменного Улогуту в разные стороны отходили большие и маленькие камни — враги, убитые Киби-каганом в боях и походах.
Орда снимала лагерь. Молодые воины, проезжая мимо каменного Улогуту, натягивали луки, и стрелы царапали твердыми наконечниками изваяние. Воины тренировали глаза и руки, ведь никто не знал, как долго продлится их дорога войны.
В ту ночь, когда горели костры, отец Азы так и не смог дождаться Секала, и большой совет старшин двух племен прошел без него. С тех пор два племени соединились в одну орду и на плечи согбенного воина пала забота о всех тех, кто доверился ему и встал под его защиту.
Секал не знал всего, о чем до утра говорили самые мудрые вожди кибинцев с его повелителем. Правда, ему казалось, что каган как-то по-особому присматривается к нему, но спрашивать о чем-либо не хотелось. Перед смертью Киби-каган просил передать отцу Азы совет — уйти дальше на север и в землях союзных курыканов найти мир для обоих племен и поддержку от могущественных кыргызов.
Прошло много месяцев с тех пор, как орда покинула долину Великой реки. Горы остались позади. Пройдя сначала на север, воины затем повернули на запад. Там за большой водой должны быть пастбища, богатые травами, и свободные, незаселенные земли!
Секал все время впереди орды. Он редко видит кагана, он совсем не видит Азы. Только один раз за время похода, проезжая мимо кибиток, он услышал ее тихий и печальный голос. Она звала, но Секал, боясь проявления жалости к себе, даже не оглянулся.
Зима отстала в горах. Люди шли на запад, радостно встречая весну. Уже давно их не преследуют отряды кыргызов. Они одни в этих просторах. Видимо, чужие племена боятся воинов Секала: их много и они самые сильные в этих краях.