Шум немного стих, и из рядов воинов, совершавших явно торжественный обряд перед жертвой, отделился один и, высоко подняв факел, пристально посмотрел на пленных. Резким взмахом топора он рассек веревку на ногах и поднял Вознесенского. Руки так и остались связанными. Воин что-то быстро-быстро говорил и беспрестанно показывал факелом вверх на дерево, под которым путешественники устроились на ночлег. Каждый раз, когда воин вскидывал факел, собравшиеся на поляне издавали грозное рычание. Что-то им хотелось объяснить, но Вознесенский не понимал чужого языка и, только посмотрев вверх, увидел в свете факела, что их навес устроен под необычным деревом. Это был столб, где вместо ветвей были деревянные изображения огромных воронов. Не иначе как приезжие осквернили святилище, и по законам племени их ждала смерть. Объяснить что-нибудь было невозможно.
Воин вновь высоко поднял факел и бросил его в сторону на кучу хвороста. Запылал костер, его тут же окружили индейцы двумя рядами и запели какую-то печальную торжественную песню. В хор и хоровод включились все, и казалось, о пленниках забыли. Филарет пытался освободиться от пут, напрягал усилия и Илья Гаврилович, тем более что их ружья и патронташи остались нетронутыми. Но освободиться не удалось и оставалось ждать своей участи. Песня летела к небу, и пляска становилась все быстрее и быстрее, а пламя костра взлетало к вершинам сосен и ярко озаряло священный столб.
Легкий плеск весла послышался с реки. Зашелестела трава, и из темноты выглянуло знакомое лицо местного креола Аши, восемнадцатилетнего юноши, которого Вознесенский раза три или четыре встречал вместе с Филаретом во дворе дома Ротчева.
— Тсс! Я выйду вороном, я спасу! — успел шепнуть Аши.
Но смысл его слов не был понятным.
Танец затихал, а песня гремела над поляной. Вдруг кольцо разорвалось и двое воинов бросились к навесу. «Сейчас все будет кончено», — подумал Илья Гаврилович, но индейцы схватили их одеяла, патронташи и ружья и понесли к костру. Они крикнули и бросили все имущество в костер. «Что-то будет сейчас», — подумал Вознесенский, но многоголосый крик заставил его резко повернуться к костру.
Танцевавшие застыли в ужасе, кое-кто упал на землю ниц. От леса к костру приближалось странное существо. Огромное, черное, оно шло прямо, как ходит человек, но там, где должны быть голова, руки, ноги, тело, — там всюду были перья ворона. На поляну вышел сам хозяин — дух Ворона и медленно приближался к перепуганным индейцам, считавшимся детьми Ворона. Дух Ворона подошел к костру совсем близко, когда в огне начали рваться патроны. Ужас охватил всех, и индейцы бросились с криками в чащу леса, а из костра вылетали все новые и новые выстрелы. Через мгновение никого не осталось на поляне. Дух Ворона подошел к пленникам и разрубил их путы. Филарет с ужасом отпрянул от чудища, а Вознесенский радостно схватил за воронью руку спасителя:
— Аши!
— Да, господин, это я, Аши — дух Ворона!
Сильный взрыв прозвучал от костра, и Аши неожиданно повалился на руки Ильи Гавриловича. В огне разорвалось заряженное картечью ружье Вознесенского.
Спасти Аши не удалось: рана оказалась очень серьезной. Он потерял много крови, и, когда путешественники прибыли в колонию Росс, он прожил только сутки. Аши остался в земле под этим огромным крестом, а среди всех коллекций самой редкой стала кукшуй — парка из вороньих перьев, употребляемая во время торжественных обрядов. Долго не укладывал ее в ящик Илья Гаврилович, готовя очередную посылку в Академию.