К вечеру протока кончилась небольшим озером. Берега его хотя и пологие, но каменистые. В северной части — небольшой подъем, растут высокие лиственницы, а за ними — сплошная стена хвойного леса.
Наши ветки пристали к северному берегу. Саша втащил свою лодку на берег и спросил Токуле:
— Теперь приехали?
— Нет, отсюда по перевалу восемнадцать километров до Мамонтовой речки, а по ней попадем на лоб, — ответил проводник.
Илья подошел к говорившим.
— На Мамонтовой речке тоже ветки оставлены?
— Нет, наши ветки на себе понесем.
— Теперь мне ясно, что такое перетаск, — удовлетворился Саша.
Ветки вытащили на берег и перевернули кверху дном. Пусть обсохнут.
Пока не совсем стемнело, собрали сухостой и валежник. Разожгли костер. После объединенного обеда и ужина устроились спать.
— Подъем!
Женя расталкивает нас. Холодно, солнце еще не поднялось.
— Зачем в такую рань! — взмолился Саша.
— На перевале весь день провозимся. Надо засветло дойти. Вставайте, Токуле чай вскипятил.
Распределили груз так. Мне и Илье нести большую ветку с лопатами, кирками и двумя ружьями. Саше и Токуле — маленькую с одним рюкзаком. Жене рюкзак и ружье.
Токуле с Сашей впереди, затем Женя, и замыкаем шествие мы с Ильей. Тропа еле заметная, заросшая. На стволах старые затесы, заплывшие смолой, почерневшие от времени. По новым затесам можно идти даже в легких сумерках: белое тело дерева светится светлячком. Токуле различает старый путь.
Ветки носом и кормой лежат на наших плечах. Положишь нос или корму на правое плечо и правой же рукой для упора держишь за борт. Позади первый километр.
Тяжеловато, но вполне терпимо. Илья кричит сзади:
— Жить можно, я думал, будет много труднее!
Токуле с Сашей заметно вырвались вперед. Женя не отстает от них, тогда и мы прибавляем шагу.
Не могу вспомнить, когда началось странное бормотание за моей спиной. Пожалуй, на втором часу похода.
— Норма десять, час, тридцать, солдат — день, мокрая, двенадцать, шесть…
— В чем дело, Илья? — окликнул я не останавливаясь.
— Подсчитываю, сколько прошли, — ответил Илья и с трудом перевел дыхание. Он устал, видно, больше меня. Я чувствовал только надсадную боль в плече — наверное, натер. Надо бы устроить привал.
— Эй! — раздалось из леса, видневшегося за небольшой тундрой, так называют здесь поляны со мхом.
На каком-то пределе мы быстро проскочили тундру. Токуле, Женя и Саша ждали нас. Они выглядели лучше. Мы опустили ветку на землю и отерли пот. Илья присел на поваленный ствол и, отдышавшись, спросил Токуле:
— Половину прошли?
— Однако, не больше четверти!
— А, дьявол! — Илья подскочил к ветке, схватил кирку и швырнул ее в кусты. Никто не остановил его. Все устали, а впереди еще много километров.
Опять идем лесом. Идем час, второй, и снова привал. Следующий привал уже через час. Очень трудно.
Илья даже не отвечает на мои вопросы. Я иду и слышу его частое дыхание и очень частые просьбы сменить плечо. Теперь горят оба плеча, не хочу трогать: наверняка содраны в кровь. Идем, как машины, бездумно переставляя ноги. От усталости они подкашиваются, мы продолжаем идти, покачиваясь из стороны в сторону.
На следующем привале в кусты полетела вторая кирка и лопата. Но легче становится на какое-то мгновение.
Далеко за полдень. Очередной привал. Ни говорить, ни есть никто не хочет. Илья лег на землю и зло стиснул зубы. Женя еле сдерживает слезы. Болят плечи и зудят искусанные мошкой ноги, шея, руки. Пройденный путь остался в памяти как узкая тропа, загроможденная пнями, кочками и буреломом.
Илья встал, молча вышвырнул из ветки еще две лопаты, вынул ружье и положил Женин рюкзак.
— Пошли, лучше не будет.
Он прав, надо идти.
— От этого кедра совсем близко! — радостно крикнул Токуле.
Мы не заметили кедр, но весь оставшийся путь прошли без остановки и быстрее. На берегу Мамонтовой речки, сбросив ветки на землю, плюхнулись на траву.
…Проснулись разом от ощущения голода и ничего не могли понять. На небе светило солнце, перед нами была река, и ветки лежали на траве. Значит, дошли! Все-таки дошли!