Такое же умение заставить заговорить вещь дало этнографу-сибиреведу Дориану Андреевичу Сергееву возможность разгадать смысл древнеберингоморского амулета предков азиатских эскимосов. На амулете из моржового клыка искусный резчик изобразил пять голов — моржа, горного барана, нерпы, волка и косатки. На амулете облики животных скомбинированы так, что в одном положении одна и та же деталь изображает рога барана, в другом — клыки моржа. Смотришь с одной стороны — и видишь морду волка, с другой — косатки.
Животные и звери перевоплощаются друг в друга. Казалось бы, какая может быть связь между китом-хищником — косаткой и сухопутным хищником — волком? Сергеев обнаружил эту связь.
Он поступил по методу К. Д. Лаушкина, который для расшифровки образов первобытного искусства советовал применять такой способ: «Подобно тому как расшифровываются письмена, сделанные на давно забытом языке, при помощи так называемой двуязычной надписи, так, очевидно, нужно поступать и с древними рисунками. Нужно найти, фигурально выражаясь, двуязычную надпись. Таковой в нашем случае будет составленная исследователем комбинация из древнего рисунка и дошедшего до наших дней мифологического рассказа, если тот и другой передают один и тот же сюжет лишь разными художественными средствами».
Сергеев обратился к эскимосским легендам и нашел рассказ о перевоплощении косатки в волка. Жители побережья, согласно этой легенде, считали, что зимой, когда море покрывалось льдами, косатка не уходила в более южные места, а на это время становилась волком и уходила в тундру. Превращалась косатка в волка в озере, которое называлось Кавратак и располагалось в углублении вершины высокой сопки.
Косатка, по представлениям эскимосов, а от них и чукчей, что-то вроде царя морских зверей, а волк — царь сухопутных.
Вот почему на амулете в таком, казалось бы, странном соседстве присутствуют косатка и волк наряду с моржом, бараном и нерпой — явными объектами охоты.
Так приоткрылась еще одна страница загадочной жизни прошлых веков и поколений эскимосов.
Своеобразное «домашнее», или «кабинетное», поле этнографа дарит открытия в истории культуры. Такие открытия могут быть и большими, масштабными, как, например, установление ленинградскими этнографами связи знаменитой Хараппской цивилизации долины Инда (3-е тысячелетие до н. э.) с древними дравидами, и совсем крошечными, камерными — наподобие расшифровки смысла древнеэскимосского амулета. Но в данном случае вряд ли возможны какие-либо количественные сопоставления. Не играет существенной роли масштаб открытия, коль скоро все, что становится известным из неизвестного ранее о жизни творцов мировой культуры, и значительно и необходимо для всех нас.
Однажды — и думаю, по недоразумению — писатель Даниил Гранин назвал моих коллег — специалистов по зарубежным народам (а изучение таких народов часто проводится в «домашних условиях») «новым типом астрономов», которые с дальнего расстояния изучают свой предмет. А ведь такое изучение не легче и не проще, оно требует основательного знакомства с полевыми материалами ученых разноязычного племени, умения отобрать существенное и главное в безудержном потоке информации.
Человечество долго смотрело во Вселенную только глазами астрономов и благодаря им восхищалось мирозданием. Благодаря астрономам звезды и планеты становились ближе. И настал день, когда вырвались космические корабли в просторы неизведанного, но уже чуть-чуть знакомого.
Благодарна работа этнографа, приближающего людей к пониманию друг друга, заставляющего земные звезды — народы сиять всеми красками, чтобы предстоящие встречи между ними доставляли благородную и благодарную радость узнавания.
Как существуют хранилища — каталоги частей небесного свода, составляющих видимую и невидимую звездную ткань Вселенной, также существуют хранилища — музеи произведений рук человеческих, зафиксировавших мгновения прожитых поколений, их материальный быт и материальную культуру, боль, страдания и радости.
Этнографические музеи — сокровищницы народного таланта и мудрости. Они бывают двух типов — обычные, когда коллекционные предметы помещены в специальных шкафах и витринах, в залах специально построенного здания, и музеи под открытым небом, когда экспонатом и собственно музеем становится творение древних зодчих, сохраненное в натуральном виде и насыщенное обстановкой той ушедшей эпохи.
К первому типу относится преемник знаменитой петровской Кунсткамеры — Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого АН СССР в Ленинграде, ко второму — знаменитый в нашей стране Музей латышского народного быта и собрание шедевров русского деревянного зодчества в Кижах.