Заявление Врангеля покончило со всеми сомнениями, вопрос о поездке был решен, кандидатура Вознесенского одобрена, так же как и дополнительная к двум первым третья инструкция хранителя Е. И. Шрадера по сбору этнографических коллекций.
Снабженный тремя инструкциями, добрыми напутствиями пославших его, Илья Гаврилович Вознесенский 20 августа 1839 г. с тревогой, надеждой и уверенностью в себе взошел на палубу компанейского корабля «Николай», чтобы отправиться к далеким берегам Америки. В Санкт-Петербурге Вознесенский оставлял любимые музейные залы, привычное дело, заботливого Федора Федоровича Брандта, которому обещал писать регулярно, но не оставалось на берегах Невы никого из друзей, никого из близких людей. Не мог ведь он, самоучка, выходец из низов, считать своими друзьями господ академиков, хотя они были и добрыми и внимательными к нему. Корабль давно уже скользил по глади залива, и строгий чопорный столичный град пропал в серой дымке дождя.
На корабле у Ильи Гавриловича была прекрасная каюта и место в офицерской кают-компании. Видимо, здесь сословные различия не играли важной роли, к тому же Вознесенский по своему положению академического командированного был причислен к видным служащим компании. Вспомнился пункт из инструкции Брандта: «Илья Вознесенский находится непосредственно под начальством губернатора колоний Этолина, от которого по соглашению с компанией будет получать как жалованье, так и деньги на покупку потребных ему для работы материалов и естественных произведений».
Путешествие начиналось отлично. Компания проявляла заботу почти отеческую, все остальное зависело от самого исследователя. Впервые Вознесенскому придется на Американском континенте встречаться с новыми и новыми людьми.
Дела, похожие на труд титана. Вдумайтесь! Одному человеку двадцати трех лет от роду Академия наук официально поручала собрать коллекции по крайней мере по трем отраслям знаний — зоологии, ботанике и этнографии и по возможности присовокупить сбор горных пород — камней и минералов!
Кунсткамера разделилась на самостоятельные музеи, а задание Вознесенскому было по существу заданием кунсткамерским. Один человек воплощал комплексную экспедицию, какие осуществляла до и после него Россия, и только молодостью лет можно было объяснить его уверенность выполнить намеченное.
Год от Вознесенского не было письма. Бонгард скончался, так и не узнав о ходе работы над выполнением задуманного. Нередко на заседаниях академической конференции Брандта спрашивали о деятельности его подопечного, но он ничего не мог сообщить.
Первое письмо, которое пришло почти через год, было от 26 мая 1840 г. Вознесенский написал его в городе Ново-Архангельске на острове Ситха (теперь остров Баранова) в доме главного правителя русской Америки И. А. Куприянова. Первое письмо обстоятельно сообщало о многомесячном плавании «Николая», о длительной стоянке в чилийской гавани Вальпараисо, когда были собраны первые коллекции из трех царств природы, и, наконец, о прибытии 1 мая в Ново-Архангельск. Большая часть письма посвящена И. А. Куприянову, который радушно принял посланца Академии, поселил в своем доме, определил к нему в помощники молодых креолов, чтобы они учились сбору коллекций и препарированию животных.
С 1 мая 1840 г. начиналась североамериканская одиссея Ильи Гавриловича Вознесенского, о масштабах и грандиозных итогах которой еще никто не подозревал.
В доме Куприянова Вознесенский пробыл больше двух месяцев. За это время он не успел совершить длительных поездок на материк, но получил редкую возможность внимательно ознакомиться с большой коллекцией зоологических и этнографических предметов, собранных Куприяновым за пять лет в различных частях Северной Америки. «Эту коллекцию, — писал Вознесенский в общем отчете, — я по просьбе его превосходительства пересмотрел в Ново-Архангельске, привел в порядок, составил каталоги и уложил. Наглядное занятие это было для меня весьма полезно, ибо я на будущее время знакомился с предметами».
Письмо успокоило Федора Федоровича, но сомнения в успехе еще оставались. Второе письмо, посланное 15 ноября 1840 г. из Сан-Франциско, пришло в Петербург только в начале 1841 г. Получив его, академик Брандт радостно воскликнул: «Свершилось!..»
…Первые дни сентября 1841 г., когда над океаном серые облака все чаще сбивались в огромные темные тучи и волны с глухим рокотом накатывались на отлогую песчаную кромку крутого берега, Илья Гаврилович подолгу задерживался на небольшой возвышенности, чтобы навсегда запечатлеть в памяти облик российского селения Росс, возникшего три десятилетия назад на калифорнийском берегу. У самого края берега, заросшего кустарником и редкими высокими кедрами, приютилась деревянная церковь, снаружи обмазанная глиной и побеленная; рядом с ней — колокольня, чуть дальше — деревянная башня-маяк и в глубь берега — одноэтажные рубленные из сосновых и кедровых стволов избы русских поселенцев, амбары и склады компании. В виду селения на рейде пятый день стоял бриг «Елена» под командованием Л. А. Загоскина. Ему выпала тяжелая участь перевезти все население Росса в Ново-Архангельск. Россия не смогла сохранить свою колонию на калифорнийском побережье и вынуждена была покинуть этот берег, освоенный русскими поселенцами.
Илья Гаврилович смотрел на вымершее селение. Темнело. Нигде не горели светильники, кроме одного окна в доме теперь уже бывшего губернатора колонии Росс Александра Гавриловича Ротчева. Он, как капитан корабля, не устоявшего под натиском стихии, покинет селение последним. Илья Гаврилович долго смотрел на мерцающий огонек в его окне и медленно спустился в долину к ранчо Василия Хлебникова, где ночевал последние дни. В селении от безлюдья жутко, а каким оно было жизнерадостным и буйным всего год назад!
В Калифорнию из Ново-Архангельска Вознесенский выехал на бриге «Елена» 7 июля 1840 г. Через тринадцать дней бриг прибыл в залив Бодего, а 1 августа посланец Академии переехал в колонию Росс в гостеприимный дом губернатора Ротчева. От первого дня до последнего Вознесенский не знал никаких хозяйственных забот, ему была оказана всяческая помощь и людьми и средствами со стороны хозяина. О таких условиях для работы можно было только мечтать. Вознесенский начал сбор обильной жатвы по всем видам программ и поручений. Он составлял гербарии, приобретал этнографические предметы.
Прошло совсем немного времени, и на корабле «Николай», который уходил из Ситхи в Россию, было отправлено в адрес музеев Академии 13 ящиков и два бочонка. С 23 октября 1840 г. по 20 февраля 1841 г. коллекции ежедневно обогащались новыми приобретениями. За четыре месяца Илья Гаврилович обследовал окрестности колонии Росс и побывал в горах, где среди исполинских сосен и величественных кедров обитали небольшие группы индейцев. В первые месяцы встречи с ними были редкими, но и тогда удалось приобрести интересные предметы их быта и украшения.
Обо всем этом Вознесенский успел написать в письме от 15 ноября 1840 г. Брандту и от 16 февраля 1841 г. Шрадеру. Две посылки — сухопутная из Охотска с экспонатами, собранными еще по дороге в Ситху в Бразилии и Чили, и дарами самого Куприянова музеям и морская — были уже отправлены в Петербург.
Спускаясь к ранчо Хлебникова по еле приметной в ночном сумраке тропинке, Вознесенский вновь переживал дни, проведенные в селении Росс. Он вспомнил письмо к Шрадеру: «После отправления всех собранных мною предметов по части этнографии, которые следуют на кругосветном корабле „Николай“ из Росса, — с того дня и до сего времени я не имел благоприятного случая делать мену с индейцами. Ныне же, предпринимая путь на несколько миль вовнутрь Калифорнии, я надеюсь там, по уверению туземцев, найти некоторые жилища племен индейцев, кочующих по р. Рио-дель-Сакраменто. При мирных обстоятельствах я буду стараться приобретать всевозможные вещи от жителей сей страны». При мирных обстоятельствах… Когда Илья Гаврилович писал эту фразу, он даже не предполагал, что ждет его в долине Сакраменто.