Устал я: тьма кругом густая; Запал в глуши мой след; Безбрежней, мнится, степь пустая, Чем дальше я вперед. - Мой сын, - в ответ пустыни житель, Ты призраком прельщен: Опасен твой путеводитель Над бездной светит он. Здесь чадам нищеты бездомным Отверзта дверь моя, И скудных благ уделом скромным Делюсь от сердца я. Войди в гостеприимну келью; Мой сын, перед тобой И брашно с жесткою постелью, И сладкий мой покой. Есть стадо, - но безвинных кровью Руки я не багрил: Меня творец своей любовью Щадить их научил. Обед снимаю непорочный С пригорков и полей, Деревья плод дают мне сочный, Питье дает ручей. Войди ж в мой дом - забот там чужды; Нет блага в суете: Нам малые даны здесь нужды, На малый миг и те. Как свежая роса денницы Был сладок сей привет; И робкий гость, склоня зеницы, Идет за старцем вслед. В дичи глухой, непроходимой Его таился кров Приют для сироты гонимой, Для странника - покров. Непышны в хижине уборы, Там бедность и покой; И скрыпнули дверей растворы Пред мирною четой. И старец зрит гостеприимный, Что гость его уныл, И светлый огонек он в дымной Печурке разложил. Плоды и зелень предлагает, С приправой добрых слов; Беседой скуку озлащает Медлительных часов. Кружится резвый кот пред ними; В углу кричит сверчок: Трещит меж листьями сухими Блестящий огонек. Но молчалив пришлец угрюмый; Печаль в его чертах; Душа полна прискорбной думы И слезы на глазах. Ему пустынник отвечает Сердечною тоской: - О юный странник, что смущает Так рано твой покой? Иль быть убогим и бездомным Творец тебе судил? Иль предан другом вероломным? Или вотще любил? Увы! спокой себя; презренны Утехи благ земных; А тот, кто плачет, их лишенный, Еще презренней их. Приманчив дружбы взор лукавый, Но ах! как тень вослед Она за счастием, за славой, И прочь от хилых бед. Любовь... любовь, Прелест игрою; Отрава сладких слов: Незрима в мире: лишь порою Живет у голубков. Но, друг, ты робостью стыдливой Свой нежный пол открыл... - И очи странник торопливо, Краснея, опустил. Краса сквозь легкий проникает Стыдливости покров; Так утро тихое сияет Сквозь завес облаков. Трепещут перси; взор склоненный; Как роза, цвет ланит... И деву-прелесть изумленный Отшельник в госте зрит. - Простишь ли, старец, дерзновенье, Что робкою стопой Вошла в твое уединенье, Где бог один с тобой? Любовь надежд моих губитель, Моих виновник бед; Ищу покоя, но мучитель Тоска за мною вслед. Отец мой знатностию, славой И пышностью гремел; Я дней его была забавой; Он все во мне имел. И рыцари стеклись толпою: Мне предлагали в дар Те - чистый, сходный с их душою, А те - притворный жар. И каждый лестью вероломной Привлечь меня мечтал... Но в их толпе Эдвин был скромный; Эдвин, любя, молчал. Ему с смиренной нищетою Судьба одно дала: Пленять высокою душою; И та - моей была! Роса на розе, цвет душистый Фиалки полевой Едва сравниться могут с чистой Эдвиновой душой. Но цвет с небесною росою Живут один лишь миг: Он одарен был их красою, Я - легкостию их. Я гордой, хладною казалась; Но мил он втайне был; Увы! Любя, я восхищалась, Когда он слезы лил. Несчастный!.. Он не снес презренья; В пустыню он помчал Свою любовь, свои мученья И там в слезах увял. Но я виновна; мне страданье; Мне увядать в слезах, Мне будь пустыня та изгнанье, Где скрыт Эдвинов прах. Над тихою его могилой Конец свой встречу я, И приношеньем тени милой Пусть будет жизнь моя! - Мальвина! - старец восклицает, И пал к ее ногам... О, чудо! Их Эдвин лобзает; Эдвин пред нею сам. - Друг незабвенный, друг единый! Опять навек я твой! Полна душа моя Мальвиной И здесь дышал тобой. Забудь о прошлом; нет разлуки; Сам бог вещает нам: Все в жизни радости и муки, Отныне - пополам. Ах! будь и самый час кончины Для двух сердец один: Пусть с милой жизнию Мальвины Угаснет и Эдвин. [21]