Я взяла цветок из пасти волка и, подойдя к хворосту, положила его сверху. Искры вспыхнули сразу же. Огонь занялся такой сильный, что пришлось отойти дальше. Жар от костра обжигал лицо, было больно глазам, но я стояла и смотрела…
Свет от костра освещал всю округу и в круге света были только я и волк. Лесная нечисть стояла за кругом, потому что нельзя было к живому огню подходить. Спалит.
Костёр пылал, танцевали языки пламени, как живые, сыпал искры в разные стороны, словно светлячки, поднимались в небо и гасли…
До самого утра горел погребальный костёр. А когда стало всходить солнце, на поляне была только гора пепла. Лесная нечисть так же тихо ушла обратно в лес.
Я собрала все, что осталось от костра в берестяной короб, и развеяла с вершины утёса, над мрачным лесом, который тихо горевал вместе со мной.
В этот день я просто лежала на лавке, уткнувшись носом в стену, и старалась заснуть, чтобы забыть, провалится в темноту и не помнить, не видеть, не чувствовать.
Сон сморил меня неожиданно для меня самой. А когда я проснулась, то ещё долго лежала и смотрела на потолок, будто боялась нарушить ту тишину, которая царила в избе.
Но будет уже…
Ясва бы мне сейчас нагоняй устроила за то, что ничего не делаю. Травы надо засушить, грибы к зиме приготовить, мазь по баночкам разложить, да убрать…много дел.
Я встала с лавки, преодолевая непонятную мне усталость. Словно часть души с корнем выдернули. Я и правда чувствовала себя деревом, которое выдернули да бросили.
В этот момент в двери вошёл высокий мужчина. Не многим старше меня. На лице два косых шрама, волосы длинные чёрные, в хвост убранные, в простой рубахе, безрукавке тканной, да штанах темных не по телу. Скорее всего, чужие. Ноги босые были.
Я обвела мужчину взглядом. А потом снова посмотрела в его лицо. Глаза знакомые. Вот и сбросил волк свою шкуру…
— Здравствуй, — проговорил он хрипло. — Признала?
— Ну, здрав буди, волк. Что же заставило тебя ко мне человеком придти?
— Сам не знаю. Просто понял, что надо. Негоже тебе тут одной всем заниматься. Тяжело будет.
Я прошла к столу и села. Рукой указала мужчине сесть напротив. Он послушно сел за стол, но в глаза мне почему-то не смотрел.
— Как зовут тебя?
— Маар.
— Вот и познакомились… — слабо улыбнулась я. — А то всё волк да волк. Ну что же, раз ты решил открыться мне, то надеюсь, больше не будешь пропадать.
Но Маар ничего не сказал. Только кивнул как-то отстранённо.
И день прошёл в простых домашних делах. Маар натаскал мне воды, мы перебрали травы, подвесили их на балки под потолком, занимались грибами.
Я изредка поглядывала на мужчину. Он молчал почти всё время. Лишь иногда что-то спрашивал.
Я не могла сказать, был ли он красив и пригож. Было в нём что-то надёжное и доброе. Глаза чистые и открытые. Но очень грустные. Был он высоким. Меня выше на целую голову. По избе ходил, пригибаясь, чтобы не задеть балки. И ещё я часто смотрела на его руки. Ладони натруженные, но белые, с полосками мелких шрамов, и длинными пальцами.
На меня он не смотрел вовсе. Может, не привечал до сих пор. Может, боялся. Молча, выполнял просьбы, словно я ему госпожа какая.
Вечером, пока мы трапезничали, я отвлеклась на плетение нового пояска-оберега для Маара. Он заинтересовано смотрел на меня и вдруг спросил.
— Зачем это?
— Тот, который я сделала, поди мал тебе будет. На волчьей то шее, понятное дело сходился, а сейчас куда его?
— С собой ношу. Вот.
Маар достал короткий поясок из кармашка. Уже потемневший от земли и травы. Я посмотрела на мужчину и улыбнулась.
— А тот, который я делаю, на пояс наденешь. А этот можно на руку сладить. Чтобы не в кармане.
Маар кивнул и снова углубился в думы, ел молча. Я заметила, что он тоже поглядывает на меня изредка, изучает. Взгляд его внимательных зелёных глаз можно было чувствовать на себе, как легкие осторожные прикосновения. А может, он думал, что я его пугаюсь? Потому и помалкивает, не смотрит, не хочет страшить ещё больше?
Когда мы закончили с едой, Маар убрал со стола. Мужчина открыл дверь избы, и я тут же встрепенулась.
— Куда ты?
— Пройдусь. Я недолго.
— Хорошо… я дождусь. Не буду пока ложиться.
Он как-то странно кивнул и вышел за дверь.
Лучина горела ровно, давая достаточно света для рукоделия. Пальцы мои уже знали, что надобно делать, и быстро сплетали ниточки друг другом, переплетаясь, и стягиваясь в хитрый узор. С узором вплетался и мой наговор от всякого зла, беды и болезни.