-- И где же этот телефон?
-- У них остался. У того, который худой и помоложе. Я сам ему отдал.
-- Хм! Тогда чего же они хотят?
С этими словами капитан взял трубку с настольного аппарата с кнопками, в то же время значительно более похожего на телефон настоящий, набрал толстым пальцем какую-то последовательность цифр и поинтересовался -- видимо, у дежурного: "Есть по новенькому заявление?".
Затем, положив трубку на место, вздохнул.
-- Потерпевший написал заявление. Придётся составлять протокол.
С явной неохотой капитан правопорядка извлёк из ящика стола бумагу и странного вида тонкое вечное перо, напоминающее карандаш.
-- Ну, давай, парень, рассказывай, кто ты такой, откуда и что произошло. Гумилёв Алексей?
-- Гурилёв.
-- Хорошо. Гурилёв Алексей Николаевич. Год рождения?
Алексей лихорадочно отнял в уме 26 из 2012:
-- Тысяча девятьсот восемьдесят шестой, -- медленно ответил он, поражаясь абсолютно невероятной по отношению к себе цифре мнимого года рождения -- 1986-го! Неужели от настоящего года его рождения, 1916-го, -- до года рождения вымышленного -- прошло целых семьдесят лет?
-- Где проживаете?
-- М-м... Москва. Пионерский проезд, дом пять. Квартира...-- он на мгновение задумался и назвал на всякий случай заведомо несуществующий в своём доме номер квартиры, -- семидесятая.
-- Так и запишем, -- пробормотал под нос капитан. -- Телефон?
-- Б-0-15-35, -- ответил Алексей, в последний момент успев изменить одну цифру и назвав вместо своего номера номер телефона в квартире соседа-авиаконструктора.
-- Ещё разочек повторите, пожалуйста! -- брови полицейского от изумления буквально взмыли кверху.
-- Б-0-15-35.
-- Это что же за номер такой?
-- Индивидуальный телефон... Не коммунальный, то есть. А что именно вам не нравится? -- с искренним недоумением спросил задержанный.
-- Пока всё нравится, -- капитан благоразумно предпочёл до поры не углубляться в детали. -- Где работаем, учимся?
-- Институт философии, литературы и истории. Аспирант.
-- Отличненько. Аспирант, значит? Историк? -- капитан поднял глаза и с подозрением посмотрел на жалкую и грязную телогрейку, которая была на Алексее, а также на его многодневную щетину.
-- Да, историк... Был в туристическом походе, что произошло -- не помню. Очнулся в лесу один, без документов. Радиотелефон подобрал на тропе, когда шёл в город.
-- Паспорт тоже потерял?
-- Да.
"Странный тип, -- подумал капитан. -- Опять сказал: "радиотелефон". Русского языка, что ли, не знает? Да нет же, изъясняется очень грамотно. Неужели псих?"
-- А что, ты один пошёл в поход?
-- Нет, с товарищем, вдвоём.
-- Хорошо. Так и запишем: вдвоём с товарищем находился в туристическом походе... Как товарища звали?
-- Прутков. Самуил Абрамович Прутков, -- ответил Алексей и сам поразился придуманному с ходу: себя назвал как есть, только с номером квартиры немного схитрив, а Петровича наградил столь экстравагантным именем!
Капитан удивлённо поднял глаза.
-- Прутков? Абрамович? Тоже, что ли, историк?
-- Ну да, историк. С вечернего только отделения.
-- Историк, историк... Знаем мы вас, историков. Весь район перекопали, а потом всплывают стволы и боеприпасы у организованных преступных группировок... Что, не поделил что-то со своим Абрамовичем? Кинул он, что ли, тебя?
Сказав это, капитан помрачнел. По всему выходило, что задержанный за мелкое хулиганство, а то, гляди, и вовсе ни в чем не виноватый московский "интеллигентик" оказался втянутый в разборку чёрных копателей. А если его хотели замочить? А если замочили кого-то там ещё? Ну, Расторгуев, влип ты сегодня. Теперь придётся возбуждать уголовное дело, писать в прокуратуру вороха бумаг, ездить к следователю, в суд! Если бы кто знал, как он устал от всего этого! Как хотелось дождаться трёх часов пополудни и отбыть из отделения домой, где его ждут приготовленные заботливой женой ароматные наваристые щи, в холодильнике -- потеет бутылочка хорошей чистой водки, вечером в семь -- баня у кума, ну а завтра в воскресенье -- там можно было бы на охоту или на рыбалку, решая по ходу... Неужели всем этим планам теперь конец?
Подумав об этом, капитан мрачно исподлобья посмотрел на задержанного.
Алексей немедленно оценил перемену в настроении капитана. "Какой же я идиот! Зачем сказал ему, что я -- историк? Ведь видел же на рынке плоды этих раскопок! Конечно, всем этим ремеслом на костях здесь занимаются историки, надо же было это понимать! На вопрос о профессии я должен был отвечать, что я -- авиаинженер. Но авиационные инженеры не обучаются в аспирантурах... Чёрт! Как же гнусно, нехорошо врать! Если врать, то нужно подготовиться, любая неподготовленная неправда сразу же раскрывается! Тоже мне, разведчик, диверсант! Забыл, чему учился?"