-- Вы знаете, -- сказал Алексей глубоко вздохнув, что должно было предполагать начало долгого разговора, -- я совершенно не опасаюсь того, что вы мне только что рассказали, потому что ничего противозаконного я не совершал, и это абсолютная правда. Единственное, в чем вы можете меня упрекнуть -- так это в том, что в разговоре с вами я изменил некоторые свои данные. Теперь извольте выслушать, как всё было и как есть на самом деле.
С этими словами он внимательно посмотрел в глаза капитану, рассчитывая увидеть, как в них зажжётся, наконец, огонёк внимания и интереса. Но капитан продолжал смотреть на своего собеседника сосредоточенно-напряжённым взглядом, в котором легко угадывалось равнодушие. Тем не менее Алексей решил не останавливаться.
-- Свои имя, фамилию и отчество я назвал верно, -- продолжил он, проглотив слюну. -- Только вот год моего рождения -- одна тысяча девятьсот шестнадцатый.
Произнеся это, он совершенно бессознательно сделал паузу и ещё раз посмотрел на капитана. Увы, в выражении его глаз ничего не изменилось.
-- С июля сорок первого я призван и прохожу службу в органах НКВД. Окончил учебный центр спецподготовки в ноябре и с тех пор нахожусь в распоряжении ОМСБОН, первый мотострелковый полк. Спецзвание -- младший лейтенант. Был прикомандирован к 262-й стрелковой дивизии в составе 39-й армии. Выполнял спецзадание особой важности, полученное по линии Особой группы при наркоме. О деталях, понятное дело, говорить сейчас не могу. Со своим напарником был направлен в тыл противника с задачей выйти к Мончаловскому лесу, затем -- к населённым пунктам к юго-востоку. Далее... а далее произошло самое непонятное. Видимо, мы с напарником получили сильную контузию. Возможно даже что находились в летаргическом сне... и только сегодня утром пришли в себя. В это трудно поверить, но прошло, оказывается семьдесят лет... Война закончена. Вокруг -- совершенно другой мир. Я до сих пор сомневаюсь, не сон ли это всё вокруг?.. Я вижу, вы тоже мне сейчас не очень-то верите, я вас прекрасно понимаю. Но вам достаточно сообщить обо мне в Москву, там наведут справки, и тогда всё, что я вам рассказал, подтвердится.
Алексей остановился и вздохнул. Капитан смотрел на него всё тем же безучастным равнодушным взором. Ручка была отложена, а лист, на котором капитан намеревался писать новый протокол, оставался лежать нетронутым.
-- Вы ничего не записали, -- сказал осторожно Алексей. -- Давайте, я повторю.
-- Спасибо, не надо. Я думал, что наши мужики заливают, когда рассказывают, как писали протоколы с Гудерианом и даже Наполеоном. У нас тут на почве военной истории многие сходят с ума. Особенно почему-то в фашистов любят рядиться. А ты мне нравишься. Не генерал, ни фельдмаршал, мать их... а наш, родной -- из органов, почти мент, чёрт тебя подери! Легендочку ты себе складную придумал. Одно слово -- взаправду историк!
-- И всё остальное -- тоже правда. Запишите мои показания и отправьте телеграмму в НКВД. Всё, что я сказал -- обязательно подтвердиться.
-- Конечно, подтвердиться. Думаешь, я не верю, что действительно когда-то был боец Гурилёв и что служил в разведывательно-диверсионных войсках? Сто процентов, что был и служил. Как были и Гудериан, и Наполеон, -- заключил капитан с довольной ухмылкой на лице. -- Как сам-то ты мыслишь?
Алексей грустно промолчал. Весь его порыв выдохся, капитан считает его психом. И ведь теперь точно так же будут думать и другие! "Что же я натворил! Для этих людей всё, что я рассказал и буду рассказывать впредь -- останется, увы, вымыслом и бредом. У меня ведь нет ни одного доказательства. Ни одного... Я всегда буду для них чужим, и, скорее всего, ничего не смогу с эти поделать. Как же мне жить тогда?"
-- Молчишь? Да ладно, не грусти. Ты же видишь, я тебя даже психом не называю, хотя мог бы. Нет, ты на психа не похож. Ишь ты, чекист! А я ведь тоже, не смейся, в душе такой же. В детстве разведчиком хотел стать. А ты просто болен. До дома сможешь добраться?
-- Смогу.
-- Деньги есть? Или их тоже увели?
-- Нет денег.
К изумлению Алексея, капитан извлёк из кармана своего кителя свёрнутую пополам пачку купюр и протянул Алексею бумажку розового цвета:
-- На, вот тебе пятьсот рублей. До Москвы хватит. Доберешься до Рижской трассы, там каждые полчаса идут автобусы. Голосонёшь -- остановятся. За четыреста доедешь, сто -- на метро.