Затем Петрович, ссылаясь на виденные на рынке фронтовые артефакты, попросил ветерана помочь достать какое-либо действующее огнестрельное оружие и несколько дымовых гранат. От помощи с огнестрельным оружием инвалид вежливо отказался, хотя и заметил, что в принципе, когда-нибудь в будущем, и смог бы помочь. Зато две немецкие дымовые гранаты М-24 им привёз в кафе, надёжно упакованными в спортивную сумку, какой-то подросток, прикативший на маленьком мотоцикле после телефонного звонка ветерана. И что самое интересное -- вместе со старыми немецкими гранатами подросток доставил в той же сумке удивительное устройство, внешне напоминающее гибрид лампочки с рассекателем на конце душевого шланга. Ветеран сообщил, что это -- "наша" светошумовая граната "последней разработки", способная ослепить и оглушить слона. Именно эту гранату Петрович первым делом и метнул под ноги конвою, когда тот выводил Алексея из здания участка. Немецкие же безотказные боеприпасы создали плотную завесу дыма, позволившего им уйти.
Завершая этот рассказ, Петрович особо отметил, что как только к зданию участка подъехал автомобиль с конвоем, он приказал инвалиду скрыться и ни в коем случае не обнаруживать своего участия в операции. При расставании тот ещё раз проявил себя отзывчивым и добрым человеком, подарив Петровичу три тысячи рублей, крендель копчёной колбасы, полбуханки хлеба и четвертинку водки с изрядно потёртой этикеткой -- видимо, немалое время проведшей в составе неприкосновенного запаса.
Упомянув о еде, Петрович тотчас же извлёк все эти богатства из своего рюкзака, и Алексей смог, наконец, удовлетворить не на шутку разбушевавшееся с середины дня острейшее чувство голода. Водки выпили три раза по глотку, после чего Петрович, не переставая удивляться подстерегающим на каждом шагу техническим новинкам, плотно закрутил на бутылочном горлышке золотистую винтовую крышку.
Алексей сообщил, что также имеет пятьсот рублей, подаренные ему полицейским капитаном, и поведал свою не менее диковинную историю. Здравый с нескрываемым удивление выслушал, как в полиции неожиданно всплыла история о забытом в кармане мобильном телефоне, принадлежавшем типу по прозвищу Шмальц, утром беспричинно напавшему на Алексея и зарубленному сапёрной лопаткой.
-- А ты знаешь, кого мы тобой укокошили? -- спросил Петрович Алексея.
-- Боюсь, что нет.
-- Этот Шмальц -- глава всей здешней шпаны, дорвавшейся до власти и почёта. Они, -- слово "они" Петрович произнёс особенно медленно, словно подчеркивая дистанцию, -- они называют себя "мафией". Сам не знаю как, но этот человек контролировал практически всё здешнее хозяйство. Все рынки, торговлю водкой, все заводы...
-- Как же так, но ведь это же всё -- государственное!
-- Увы, Алексей Николаевич, увы. Когда-то было государственным.
-- Но колхозы-то остались?
-- И колхозов не осталось. Теперь вместо колхозов у них -- агрофирмы. И почти все агрофирмы в округе принадлежали этому Шмальцу.
-- Что же это он тогда мною в лесу заинтересовался? Чем это я ему помешал? И если он такой важный, то почему расхаживал один и без документов?
-- Документы, думаю, такому гусю с собой носить ни к чему, его и так все здесь знают. А вот нападение на тебя -- действительно загадка. Но я думаю, всё это должно быть связано с копаниной.
-- Копаниной?
-- Да. Здесь так между собой называют промысел на наших с тобой костях. Копают по лесам оставшееся от боёв оружие, документы, кости, пряжки, медальоны. Ведь уже после нас, после нашего исчезновения, оказывается, здесь ещё год шли страшные бои и людей полегло за миллион. Наверное, нашим с тобой воскресением мы кому-то из копателей помешали или сильно напугали.
-- Но этого ведь недостаточно, чтобы сразу -- и душить насмерть!
-- Как знать... Может быть, они тоже что-то очень ценное здесь ищут. Как мы с тобой искали в сорок втором... А нежелательные свидетели -- ты же помнишь напутствие, которое сделал нам майор контрразведки: нежелательные свидетели должны ликвидироваться.
-- Я не забыл. Как всё-таки это ужасно...
-- Конечно ужасно. А ты не грусти, лейтенант. Жизнь -- ведь она очень мало у кого удаётся красивой и счастливой. Для большинства людей она ужасна, мрачна и беспросветна. Как, например, для товарища Ершова, моего знакомца и инвалида с рынка. Сегодня мы с тобой победили, а завтра -- победят нас. Если, конечно, мы потеряем бдительность.