При обследовании чулана, который удалось подсветить через дверной проём настольной лампой, наших друзей ждала поистине желанная находка -- в углу валилась забытая или брошенная кем-то почти новенькая синяя куртка. На рукаве золотой нитью было вышито слово "Охрана" и ниже располагался шеврон, чем-то отдалённо напоминавший эмблему НКВД.
-- Всё как вы желали, товарищ лейтенант госбезопасности! Форма получена, можем легализоваться!
-- Ты, Петрович, уже не в первый раз меня в звании повышаешь. Накажут за самоуправство!
-- А я бы вот даже хотел, чтоб наказали... Но вот незадача -- не накажут! Нет в живых уже никого из наших , кто бы смог наказать. Так что если просто "лейтенант" тебе не нравится, то считай, что глотаю слово "младший".
-- Но тогда ты сам-то кто теперь -- младший лейтенант? Или сровняем звания?
-- Не надо ничего ровнять. "Младший лейтенант" -- ведь это какое-то мальчишество, какая-то несуразность... Я был сержантом, и сержантом остаюсь. А ты -- лейтенант. И точка.
-- В таком случае, товарищ сержант, слушай мое указание. Отправляемся в город на рекогносцировку. Я одеваю куртку и работаю под легендой современника. А ты меня прикрываешь из укрытия. Пойдёт?
-- Пойдёт.
Алексей надел синюю куртку, которая настолько преобразила его, что Петрович даже присвистнул от изумления.
Спустя минуты они вышли из своего нового пристанища и по плавно изгибающейся насыпи железнодорожной ветки вернулись к главным путям киевской дороги. Петрович спрятался в кустах у грязного и наполовину поломанного забора, а Алексей, спокойно оглядевшись по сторонам, пересёк рельсы и уже спустя минуту был на небольшой площади перед станцией.
Часы показывали без четверти восемь, на площади было безлюдно. Следуя привычке разведчика, Алексей некоторое время постоял под сенью жалкого, не желающего распускаться после зимы высокого кустарника, внимательно вглядываясь в два проехавших по улице автомобиля и одинокого пешехода, торопливо перебегающего площадь с противоположной дальней стороны. Всё было спокойно, если не сказать -- безжизненно. Тогда он поглубже засунул руки в карманы куртки, пересёк проезжую часть и, не торопясь, зашагал тротуару вдоль жилых домов.
Поскольку в восемь должны были открыться булочные, он решил сперва заглянуть в одну из них. Трудно было придумать что-то более будничное, чем покупка хлеба, и за этим делом он намеревался совершить своё первое пробное прикосновение к московской жизни.
Однако, не обнаружив ни одной булочной, он решил заглянуть в застеклённый киоск со странной вывеской "Хлеб -- Продукты" и чуть ниже под ней -- "Пиво. Квас. Открыты в любой час -- 24!" За скрипучей дверью держался резкий дрожжевой запах пива и старой колбасы. У прилавка дремала женщина с восточными чертами лица в несвежем халате, натянутом поверх тёплого шерстяного свитера. Сонным взглядом она встретила Алексея и, убедившись что покупатель ещё только собирается выбирать, демонстративно отвела взгляд в сторону и протяжно зевнула.
Алексею предстояло максимально быстро, не выдавая своего незнания, выбрать и назвать продавщице какую-то еду, и при этом уложиться в пятьсот рублей: эту красноватую бумажку, неожиданно вчера подаренную ему полицейским, было решено употребить на продукты, а образовавшиеся у Петровича три тысячи сохранить в качестве резерва -- ведь значительно важнее, чем достать еду, было приобрести новую одежду или иметь возможность заплатить за проезд в городском автобусе или в метрополитене.
-- Здравствуйте, -- сказал Алексей продавщице, -- дайте мне две булки и полкило колбасы.
-- Колбасы в развес нет. Нарезку выбирайте, -- меланхолично ответила продавщица, кивнув куда-то в сторону прилавка.
"Ну вот, уже и попался на мелких бытовых деталях! -- подумал про себя Алексей. -- Ну где же, где же это то, что сейчас называется нарезкой?"
Наконец, он обнаружил нечто, напоминающие ломтики бекона, обтянутые блестящей прозрачной плёнкой, и попросил продавщицу дать ему две упаковки. Ничего не ответив, продавщица вынула две упаковки из стеклянного холодильного шкафа, наличие которого в этом затрапезном месте неожиданно привело Алексея в восхищение: ведь до войны холодильные витрины можно было встретить разве что в лучших московских гастрономах!