Весной и летом Векшу, бывало, и не заманишь в курную халупу. Все носится с такими же, как и сам, мальчуганами возле реки, на лугах, в пуще с утра до вечера, пока с Тетерева не начнет выбредать сивый туман, а из лесу не выступит густая тьма. Только когда проголодается, заглянет домой, схватит ломоть хлеба и снова айда куда глаза глядят. Да еще когда дождь грозовой хлынет, тогда опрометью мчит к хатенке, - надо же где-нибудь укрыться!
Забав у него в то время было немало. В игры разные играл, на качелях качался, по деревьям лазал, гнезда птичьи зорил, рыбу ловил, гадюк бил, за пчелами наблюдал, как они дань свою с цветов собирают. Места, бывало, собой не нагреет - такой непоседа!
Зато зимой приходилось отсиживаться в хатке. Скучно Векше без товарищей, без ясного солнышка, без неба высокого, без лугов зеленых. Только и радости - дедусевы рассказы. Уже поведал он внуку и про медведей, и про домовых, и про грозного бога Перуна, который с неба на землю стрелы огненные мечет.
Еще про богиню Дюдю (богиня зимы у восточных славян-язычников, жена Деда Мороза, властительница вьюги, метели) рассказывает.
"Когда птицы в Ирей улетают, - начинает неторопливо дедусь, подкинув в огонь полено, - а листья на деревьях спадают, приезжает она к нам с Морозом в кожухе медвежьем на рябых кобылицах. Стелет себе дороги ледяные по рекам и озерам, укрывает землю снегом, Потом выпускает из торбы своих духов нечистых - метель и вьюгу, и блуждают они у жилья, в двери громыхают, по кровлям скачут, людей будят, чтобы огонь сохраняли. А то выскочат в поле и там бесятся на приволье. Сама же в лес шествует - сыплет из рукава иней на деревья..."
"Разве лесовик ей не перечит?" - удивляется Векша, перестав крутить жернова.
"Что лесовику! Он еще с осени проваливается в землю и спит там". Векша, забыв, что ему нужно молоть, задумывается, долго сидит неподвижно. А старик тем временем дремлет. "А это правда, дедусь, что в лесу нельзя свистеть?" "Что говоришь?.." - просыпается дедусь и наставляет ухо к внучонку. "Правда ли, что в лесу нельзя свистеть?" "Эге, эге, правда. Разбудишь лесовика, он рассердится и натворит лиха: заманит в чащу и защекочет или в трясину заведет". И продолжает рассказывать, словно и не дремал: "Но все же лесовик добрый, если его не дразнить. Тогда он и зверя на ловцов гонит, и пчел заставляет мед носить смердам в ульи; может и недуг с человека снять. Только до подарков слишком охоч. Однажды шел я на ловы и положил ему на пенек краюху хлеба, солью посыпанную. Еще и отойти не успел, как слышу - кусты за мной шумят, ветки трещат сухие. Это он, хитрец, к пеньку крался! Переждал я чуток, вернулся - краюхи как не бывало".
"А чего же вы не подсмотрели, какой он?" "О, такое делать нельзя, лесовики не любят, когда за ними следят". "А лесовички - это его дочки?" - допытывается Векша. "И дочки есть, и жены. Тех люди видели. Они на ветвях все качаются, косы длинные чешут да пряжу серебряную на деревьях снуют. Видел, летает белая пряжа? Это они, когда идут на зиму спать, пускают ее по ветру..."
Слушает Векша, затаив дыхание. А в дверь бьет и бьет буран, холодом дышит, напоминает, чтобы огонь подживляли.
Векша выбирает из кучки несколько березовых поленьев потолще и посуше, осторожно, чтобы не обжечь рук, подкладывает в огонь и снова дедусю:
"А русалки кто - их сестры?" "Нет, не сестры. То утопленницы. Какая девушка утонет - так и становится русалкой". "Там они и живут, в воде?". "В воде. Зимой, как и лесовички, спят, а весной и летом выходят в лунные ночи на берег, играми разными забавляются, поют. Откуда, думаешь, берутся те песни и танцы, которые поют и танцуют наши девушки и молодцы? От русалок и лесовичек. У них перенимают. Тишком подслушивают, подглядывают и запоминают" .
"И не боятся?" "Чего не боятся?" "Подслушивать и подсматривать". "Конечно, боятся, потому что русалки, как только увидят кого, так сразу заманят, затянут к себе и защекочут. Когда-то давно, говорят, и у нас заманили девушку. Она, та девушка, якобы очень любила русалочьи песни и часто ходила по ночам к тому большому озеру, что в пуще, слушать их. А там было, да и сейчас есть, много русалок. Вот однажды как-то они и подстерегли ее, схватили и давай щекотать. Еще бы немножко - и защекотали бы насмерть. Но, к счастью, ее хохот услышал водяной и вынырнул из озера поглядеть, кого это щекочут русалки. Подошел, взглянул на девушку и обомлел: была она красавица из красавиц, никогда еще не видывал такой купавой (хороша, красива). Отогнал он русалок и заговорил: "Пойдем, девушка, в мое водяное княжество. Будешь мне первой женой". Она молчит. Ибо где же это слыхано: выходить замуж за страшного старикана - водяного. Да еще этакой красавице! "Соглашайся, - уговаривает он, - не согласишься - тут тебе и конец: защекочут мои водяные девы". Что было делать бедняжке - согласилась. Забрал ее водяной, показал свои владения, терем подводный, несметные сокровища. "Все эти богатства, - говорит, - отныне принадлежат нам обоим". Жить бы красавице там весь век в роскоши да в холе, так нет, сразу затосковала. Уже водяной и ластился к ней, и дары всякие подносил, и развлекал, как мог, - не помогало. Всегда в тоске, ни ласки от нее, ни слова приветного. "Почему ты такая? - допытывался.- Чего тебе не хватает? Может, обидел кто или недуг какой прицепился?" - "Никто меня не обидел, и недуга никакого нету, - отвечает девушка.- Тоскливо мне тут. Домой хочется". Рассердился водяной: "Разве тебе дома лучше, чем у меня? Там работа тяжелая, харч убогий, а тут ты вон в какой роскоши живешь!.." - "Правда твоя, - согласилась девушка.Хорошо очень хорошо тут, но ведь не так, как дома. Отпусти меня, будь ласков, к матушке родной, к отцу-батюшке, к братикам и сестрицам, к подружкам моим". Долго не отпускал водяной девушку г думал, привыкнет со временем в его княжестве. Но нет, проходил день за днем, а она не привыкала, еще больше печалилась, красота ее блекнуть начала. Жаль ему стало девушку, - сильно любил ее, - вывел однажды ночью на берег и говорит: "Что ж, иди, любимая, к матушке родной, к отцу-батюшке, к братикам и сестрицам, к подружкам своим. Побудь с ними и возвращайся снова ко мне. Я ждать буду". С тех пор минуло много лет. Красавица та давно уже состарилась и умерла, а водяной все ждет ее. Все надеется, что вернется. Иногда растревожится весь от напрасного ожидания и, чтобы поскорее выманить к себе красавицу, взбунтует озеро, наберет полную пригоршню разных своих драгоценностей и швырнет на волны, а те выносят их на берег. Да не приходит красавица их собирать. Собирают по ночам русалки. Только не берут они почему-то горючий камень-латырь (янтарь). Он уже достается людям. Помнишь, как мы с тобой нашли когда-то там, у озера, несколько камешков, на которые выменяли у гостя десяток стрел?" "Помню", - кивает Векша.
Сколько всего на своем долгом веку пережил, перевидел дедусь! А какой он сильный, смелый был! Даже медведя и того не боялся, один на один с ним шел. Воем в дружине Олеговой был. Царьград воевать ходил. Потому и не диво, что у него всегда было о чем рассказать, как у Векши всегда было желание слушать.
Только одну зиму было ему не до дедусевых рассказов - сильно занемог. Лежал накрытый кожухом, кашель душил его, мороз морозил.
Кудесника (служитель языческого культа у восточных славян; ясновидец, прорицатель) приводили, тот долго бормотал над ним что-то, поил ключевой водой, настоянной на зелье, окуривал пахучим дымом, от которого Векша полдня чихал; потом сказал, что это Морана наслала злого духа; надо, мол, обмазать мальчика с головы до пят сметаной и дать собаке или коту облизать, чтобы те со сметаной и духа съели.
Еще и сейчас щекотно Векше при воспоминании о том, как его тогда пес лизал.
И съел все же злого духа - Векша стал выздоравливать. Но Морана, видно, сильно обиделась, потому что и после этого не отступилась от них: вскоре забрала с собой дедуся. И что только с ним ни делали: и окуривали, .приговаривали: "Лети, недуг, из хаты дымом, со двора ветром", и через огонь живой и дерево расщепленное переносили, и жертвенной кровью поили - не помогло...