Напрасно, ох, напрасно радовался он прежде времени, потому и неосторожен был, прямо зверю в пасть попал. Зачем было днем плыть? Разве ночи мало? Теперь к своим не прибьется, весть тревожную не подаст и с волей, наверное, опять распрощается.
Но нет, в плен его печенеги больше не захватят. Уж лучше мертвому быть, чем полоненному...
А пороги гремят, гудят призывно издали, сердце растравляют. Поднял Векша глаза на холм. Конь маячит, печенега не видно ; верно, лежа за островом наблюдает.
"Будь что будет! - отважился, когда над Днепром уже совсем стемнело.Переплыву на тот берег, где печенег сторожит". Лег в долбленку и пустил ее наискось по течению. К веслу даже не притронулся, рукой подгребал, направляя суденышко. Когда долбленка стукнулась о твердое дно, поднялся, прислушался настороженно.
Тихо вокруг. Только птица спросонок в камышах вскрикнула, рыбина вскинулась, точно кто-то по воде ладонью хлопнул, коряга на плаву перевернулась, земля подмытая в воду плюхнулась, и снова тишина.
Куда же теперь? Может, спрятаться в травах, а потом, когда уйдут печенеги, пойти дальше берегом? Но доберется ли он пеший, безоружный до Киева?..
Эх, был бы у него конь быстроногий, тогда и ветер не догнал бы его! "А что если..." - осенила мысль. Схватил весло, припал к земле и осторожно стал подкрадываться берегом.
Проползет немного, остановится, прислушается и снова вперед. Течение, наверное, уже далеко отнесло долбленку, потому что Векша уже долго крадется, а печенега с конем все не слыхать и не видать. Но вот наконец впереди что-то зашуршало, ухнуло. Ага, конь пасется. Значит, где-то тут должен быть и хозяин. От волнения у Векши сжало в груди, бросило в дрожь. Чуткоухий конь фыркнул, видно, почуял чужого. Векша замер на месте. Долго лежал неподвижно, потом снова пополз, бесшумно извиваясь в траве, как ящерица. Каждую былинку, каждый стебелек осторожно пригибал рукой, чтобы не зашелестели, не выдали его. Не чувствовал, что больно впивались колючки, ранили тело сухие пни.
Выполз на вершину холма. От печенега его отделяло несколько шагов. Тот лежал ничком на краю обрыва и смотрел в сторону острова.
Конь его уже насытился, лежит, отдыхая, неподалеку в траве. Векша, попросив мысленно помощи у Перуна и пообещав принести ему за это жертву, весь напрягся, затаил дыхание. Потом стремительно вскочил на ноги, вмиг очутился возле печенега и, как цепом по снопу, изо всех сил ударил его веслом по голове. Печенег даже не вскрикнул. Векша, тяжело дыша, с трудом натянул на себя печенежскую одежду.
Неподвижное тело столкнул в Днепр. Кто может знать, почему вдруг всплеснет ночная вода?.. Рыбина ли вскинулась, коряга ли на плаву перевернулась, земля ли подмытая в воду плюхнулась...
Схватил кривой меч, лук, тул со стрелами, подошел к коню. Всполошенный конь заволновался, почуяв на себе чужую руку, но Векша быстро его успокоил, вскочил в седло, толкнул под бока и поскакал во тьму.
Глава пятнадцатая
РОДНАЯ ЗЕМЛЯ
Молчаливая, мрачная безлунная ночь в степи необозримой. Не развеет ее печали глубокой ни огонек жилья приветного, ни песня молодецкая, радостью или тоской из сердца вызванная. Спят птицы непоседливые, головки под крылышки теплые спрятав. Не колышутся травы-цветы высокие. Всех сморил за долгий день зной палящий, всех убаюкал ласковый сон-дремота.
Нет отдыха лишь порогам воинственным. День и ночь ведут они ожесточенный бой с врагом своим извечным - Днепром-Славутичем, сильным, неугомонным. И чем чернее тьма вокруг залегает, тем громче пороги меж собой перекликаются, рядами нерушимыми поле боя широкое перегородив.
Возьмет Будило-порог на плечи крутые вал ледяной, перекинет его через себя, выпрямится, расправит плечи, загудит во всю мощь свою богатырскую:
- Го-гото-го-гой, Ненасыть-порог, брат наш самый старший! Как ты день пережил, с Днепром-Славутичем борясь? Не сломила ли вода неукротимая твоих копий каменных острых? Не пробила ли она нагрудников твоих гранитных?..
И затихнет, прислушиваясь.
- Гу-гу-гу-гу-гу-гу... - отзовется грозно Ненасыть-порог.- А что мне вода бешеная, текучая? Не борюсь я с нею, лишь забавляюсь, копья каменные острые от ила прополаскиваю, нагрудники гранитные от жара своего остужаю...
Полетит по просторам окрестным голос брата старшего. Заговорят-заплещут пороги младшие, уверенным словом брата старшего утешенные, подбодренные.
Притихнет и Будило-порог успокоенный. Но надоест ему, неугомонному, молчание долгое. Снова подает голос брату старшему:
- Го-го-го-го-гой, Ненасыть-порог, брат наш самый старший! Что-то давно не слышу я ржания конского, не замечаю племени скулящего печенежского. Не мор ли какой, случаем, его выморил? Или все в бою полегли?
- Гу-гу-гу-гу-гу-гу...- гремит-раскатывается голос Ненасыть-порога.Нет мора на племя грабительское, бродячее. Из лужи болотной напьется - здоровья не лишится. Не встанет оно на честный бой. Лишь пыль за конями его, как увидит оно, племя -трусливое, своего супротивника...
- Го-го-го-го-гой... Ненасыть-порог, брат наш самый старший! - не унимается Будило-порог неугомонный.- А не видно там хоть издали русичей отважных, не виднеются ли на окоеме челны их легкокрылые? А то надоела уже битва эта бесславная с водой никчемной. Так хочется вволю силой помериться с русичами хоробрыми!..
- Гу-гу-гу-гу-гу...- гремит-грохочет Ненасыть-порог. - Не желай ты боя преждевременного с русичами хоробрыми, отважными, неведомы их силы потаенные, сокрытые. Еще наглядишься и навоюешься, еще натешишься и напечалишься. Вещуны лишь одни знают-ведают, кто в битве навеки поляжет...
Гомонят-грохочут пороги неусыпные, развлекают речью своей властной и величественной ночь мрачную в степи нескончаемой.
Скачет Векша вдоль берега, к гриве коня припав, взглядом острым в темноту всматривается. Конь добрый попался, быстрый, как ласточка: ярок повстречается - перескочит, река - вплавь кинется, на берег вынесет.
Засветлело на востоке, облака заалели. Вот-вот и солнце выглянет. Впереди дубрава засинела. Не та ли то дубрава, где печенеги его схватили, в неволю продали? Она, она - предательница. Остановил Векша коня, вскочил в чащу, как серна всполошенная. Развернул кусты - выглянул, нет ли погони? Нет, никого не видать. Ближе подошел к реке - и на глаза слезы навернулись. Узнал он берег знакомый, хотя много времени утекло... А вон и волок... Эге, одни головешки от него. Снова сожгли его лютые враги земли Русской - печенеги.
Зачерпнул в ладони воды прохладной, что из края родного течет, напился вволю, и словно бы сил ему вода эта прибавила.
Напоил и коня печенежского, пастись пустил. Потом уже и сам заглянул в кожаные торбы, к седлу притороченные.
Снаряжала печенега, видно, добрая жена, всего положила вдоволь: сыру, конины сушеной, семечек каленых.
Не осуди, прости меня, жена чужая, что не вернется к тебе муж, к деткам - отец!.. Жил он, властитель твой, корыстью неправедной, сердцем глух был к горю чужому. Что было Векше делать: не убей гадюку - она тебя ужалит...
Солнце уже взошло, все выше и выше вверх поднимается, зайчиками-лучиками пугливыми порхает по зеленой листве, на свет ясный выманивая.
"Чего, - подумал Векша, - день долгий в глуши этой тратить? Пойду по опушке, дорогу на ночь высмотрю..."
Обогнул дубраву, ползком на холм вылез. Степь безлюдная в дымке прозрачной. Только птицы над нею парят. Сбоку
Днепр-Славутич поблескивает, путь к отчизне серебром устилает. И вскипела в молодце удаль: "А что мне, человеку вольному, степи этой бояться? Даже если и увидят печенеги, издали за своего примут. Одежа на мне ихняя". Меч кривой о камень наострил, подпруги на коне поправил и полетел, как на крыльях. Цветы, травы в стременах венки ему вьют, дух степи горячий в лицо, грудь бьет...