— Я!
— Выпотроши его рюкзак и забери документы.
Земля дрогнула. Небо стало приобретать явственно серый оттенок — приближался выброс, которого никто не ждал.
— Быстрее, мать вашу!
Волкодав без церемоний перевернул труп сталкера, срезал рюкзак с лямок и вывалил его содержимое на землю. Поковырявшись в куче вещей, которые найдутся в рюкзаке практически каждого бродяги, наемник не обнаружил вожделенной синей папки с тиснением.
— Стратег, он пуст. Документов нет.
— Ммать!
Земля дрогнула еще раз. Зашелестела листва на деревьях, где-то завыли чернобыльцы. «Мясорубка», находившаяся неподалеку, засвистела. Выброс приближался.
— Всем скорее в БТР! Переждем выброс!
Свет. Тепло. Снег. Белые гирлянды. Тишина. Вибрации. Горячий воздух. Вспышка… Боль. Вспышка… Пустота. Вспышка… Чувство… Как спокойно! Я уже в раю? Уже все? Жаль, я так и не вернулся. Не сделал многого. Снова вспышка. Снова боль. Усопшие не ощущают физической боли. Я жив? Свет из белого превратился в синий. Тряска. Голова вот-вот лопнет. Сердце… Я жив! Сердце сейчас сгорит… Я не могу… Свет тускнеет, становится серым. Боль покидает меня. Я снова могу чувствовать. Где-то взвыл чернобылец. Я жив… Я ЖИВ! Нет боли, нет усталости. Я чувствую себя так хорошо, как никогда не чувствовал. Я чувствую в своих мышцах силу. Я чувствую страх четырех человек, запершихся внутри ржавой железки. Они боятся выброса. Они убили меня. Но я жив. Почему? Не знаю… Да и неважно… Пока… Пора расквитаться…
Я чувствую, как дышит один из них, как сжимает в руках свою снайперскую винтовку. Я чувствую это так, будто он — это я. Он слаб. Он ждет моих приказов. Его глазами я вижу троих его товарищей, скрюченных в три погибели в тесноте боевого отделения БТРа. Я поднимаю его руку, срываю гранату с пояса… Но взрыва нет… я слышу, как один из них кричит: «Ребята, контролер! Глаза взял!». Не кричи. Нет смысла. Крикун замолчал. Они в смятении. Они подавлены. Они мои…
«Выходите и стройтесь. Оружие на караул!» Четверо зомби, повинуясь воле хозяина, прямо посреди выброса выбрались из убежища и построились, как на параде, подняв стволы на караул.
Система оповещения о смерти, славившаяся тем, что выдавала наиточнейшие некрологи, в тот раз заглючила, но задачу свою выполнила. Тогда десятки сталкеров не поверили своим глазам. Четыре смерти. В разгар выброса. Вроде бы, ничего необычного. Кроме причины смерти. Не выброс. В это отказывались верить…
«19:42.Сталкер(?) Георгий «Стратег» Баринов. Окрестности ЧАЭС, @# контролерx2 (???) CH-313S»
«19:42.Сталкер(?) Максим «Глаз» Суриков. Окрестности ЧАЭС, @# контролерx2 (???)CH-313S»
«19:42.Сталкер(?) Павел «Волкодав» Волков. Окрестности ЧАЭС, @# контролерx2 (???)CH-313S»
«19:42.Сталкер(?) Владислав «Чиж» Чижов. Окрестности ЧАЭС, @# контролерx2 (???)CH-313S»
В сталкерской сети поднялся переполох. Общий эфир был битком набит сообщениями о странной ошибке системы оповещения. Но система не ошиблась. Некрологи были точными. Как и множество последующих…
Месяц, проведенный мной вне Зоны, показался мне сущим адом. Я не мог спокойно спать, не считая ночи моего возвращения домой. Сталкерские инстинкты и ментальные способности, уснувшие на пару дней, пробудились со страшной силой. Я не мог ходить по собственной квартире, предварительно не бросив перед собой какой-нибудь предмет. Я никак не мог отвыкнуть от мысли, что здесь аномалий нет. Однажды вечером я чуть не пристрелил соседского дога, которого с перепугу принял за псевдопса. Соседи сверху, достававшие меня громкой музыкой, получили по полной — я приказал им выбросить с балкона всю их дорогущую аппаратуру. На следующий день раза три к ним приезжала скорая, и меломанов на неделю отправили в психушку. Еще через неделю на мою любимую бабульки, оккупировавшие лавки у подъезда, объявили настоящую травлю — дескать, укрывает «хахиля» у себя на квартире и непонятно чем (вернее, понятно чем) с ним по ночам занимается. Заткнуть их я уже не мог — не было сил. Я уже много времени не получал дополнительной энергии извне, будь то радиация или квантовый фон выброса, и мои возможности стали сильно ограничены. Пару раз из окна я видел, как к моей невесте пристает какой-то мудак. И опять я ничего не мог сделать — я уже лежал пластом, не в силах сделать и шага. С каждым днем мне становилось все хуже и хуже. Вдобавок, я услышал мифический «зов Зоны». Я понимал, что это все. Моей любимой я становился в тягость — деньги кончались, скрывать мое присутствие становилось все сложнее, бабки вообще озверели, а тот подонок, что к ней приставал, стал более навязчивым, появляясь в обществе четверых-пятерых своих приятелей для демонстрации серьезности своих намерений. А я почти умирал. Мне нужно было в Зону. Я не мог без подпитки. Я не мог смотреть, как из-за меня страдает моя любимая… Не мог.
Утром она села у моей постели, взяла меня за руку и расплакалась. Сквозь всхлипы я слышал, что деньги на жизнь почти кончились — львиную их часть она тратила на меня, пытаясь вернуть меня к жизни; что весь дом перешептывается у нее за спиной; что тот поддонок поставил ей ультиматум — или она выходит за него замуж добровольно в течении двадцати четырех часов, либо он берет ее силой; что она не знает, как ей жить дальше… Она плакала, рыдала, затем у нее началась истерика. Это меня спасло. Спасло от медленной смерти, чье дыхание я чувствовал с каждым днем все сильнее. Ее отчаяние было подобно разрушительнейшему из выбросов. Я ощущал, что энергия со сверхсветовой скоростью разливается по каждой клеточке моего тела, как кровь вздула питающие мозг артерии, как в самом мозгу начинаются какие-то страшные процессы, не сулящие ничего хорошего тем, кто обижал ее. Во мне разгоралась ярость, умножая мои силы. Я поднялся с постели, готовый сеять ужас и панику, заставлять своей нечеловеческой волей подчиняться и ей же убивать. Одним взглядом я успокоил свою любимую, одной мыслью погрузил ее в спокойный и безмятежный сон. Я уложил ее на кровать, укрыл одеялом и твердой поступью вышел из комнаты. Я накинул свою сталкерскую куртку, засунул во внутренний карман «Сильверболлер», предварительно сняв его с предохранителя, взял ключи, вышел из квартиры и запер дверь.
Монстр вышел на охоту.
Я вышел из подъезда и сразу оказался в поле зрения дотошных бабулек:
— Ты, милок, кто такой будешь?
— Чего-й тебе здесь нужно?
— К кому в гости ходил?
— Ой, Никитишна, это наверное тот самый «хахиль» этой девицы из…
Я просто посмотрел на них. Начавшийся было гвалт затих. Старушки обмерли от ужаса. Проникнув в мозг одной из них, я посмотрел на себя ее глазами: худой, высокий, с горящим, пропитанным ненавистью и злобой, взглядом нечеловеческих глаз, который проникал в сознание и порабощал его.
«Слушаем меня! Если еще раз вы сунете свои носы не в свое дело, распустите языки и сделаете то, что мне не понравится, обидите ту самую «девицу», о которой вы чуть ли не месяц сплетни разводите, то ваши внуки переедут в ваши квартиры гораздо раньше положенного срока! Я ясно выразился?»
Бабулек, казалось, сейчас всех хватит инфаркт.
«Ясно?»
Двое упали в обморок. У одной из них выпала сумочка, из которой вывалился мобильник.
«С вашего позволения, я сделаю пару звонков»
Возражений я не услышал. Только Молчание, которое, как известно, знак согласия.
Я проник в мозг моей невесты и, немного порывшись, нашел там информацию о том супчике, который требовал ее расположения: внешность, звучание голоса, взгляд, замашки, номер мобильника, который он ей, оказывается, много раз всучал, и который она уже забыла, хотя мозг о нем помнил. Я быстренько набрал на трофейной мобиле номер и, дождавшись довольно грубого ответа: «Чего?», произнес с холодной, явственной угрозой в голосе:
— Сегодня, в три часа, ты явишься на окраину второго микрорайона к старой площади. Не сделаешь этого-из-под земли достану. Появишься в районе, в котором ты частенько появляешься из-за одной девушки — урою сразу и без разговоров. Позвонишь ей — засуну мобилу тебе в зад. Будешь с ней встречаться — порву на салфеточки. Будешь ей угрожать — станешь смердящим мертвяком, который имени своего не помнит и себя в зеркале не узнает, это я тебе гарантирую.
— Ты, ваще, кто такой, урод, чтобы мне тут косяки гнать? Ты, ваще, понимай, с кем базаришь. Ты, ваще, какое имеешь право, чтобы мне тут угрожать, а, козел? Я с корешами сам тебе жопу порву, сечешь?