– Валяй, – сказал Грузинов, снова разливая водку.
– Когда меня перевели в новую школу, алгебру и геометрию у нас вела такая стерва… Знаешь, она была очень сильным педагогом, но при этом – патологическая сволочь. Вот у неё действительно была тяга терроризировать детей. На одном из первых уроков она меня вызвала к доске, доказать какую-то теорему, заданную на дом. А я её плохо выучил. Ну, другая поставила бы трояк с хвостом. Или посадила бы с двойкой. А эта решила мне устроить выволочку перед классом. Стала спрашивать: «Что ты вчера делал после школы? Как выполнял домашнее задание? Небось, вместо этого мультфильмы смотрел?» Перед всем классом! – Вяльцев залпом махнул стопку. – Ей нужна была жертва, вот я и подвернулся. А может, специально меня выбрала по своим сволочным критериям. Есть такие мрази, подтверждаю. Чтобы самим возвыситься, им нужно других принизить. Она и после надо мной изгалялась. Я же оказался жертвой! Причём она не только среди учеников, но и среди учителей так себя вела. Помню, такой был случай. Как-то она к нам притащила на урок ученика из другого класса, в котором даже уроков не вела. И тот паренёк был на год старше нас. Так она усадила его за свой стол, чтобы он прорешал вариант контрольной, которую незадолго до этого давала нам. И объявила, что он, девятиклассник, сейчас будет решать примеры, с которыми справляемся мы, восьмиклассники. И посмотрим, что у него получится.
– Да уж, – усмехнулся Грузинов. – Ну и как, сдюжил этот храбрец?
– Ты погоди, погоди. Он, помнится, не справился, но дело-то в другом. Это ведь для нас, школьников, так выглядело. А потом-то я понял, что просто так этого паренька она бы привести не смогла: он же в другом классе учился. Его другая учительница отпустила со своего урока, чтобы он во всём в этом, так сказать, поучаствовал. И та, другая, про всё знала. То есть этой сволочи страсть как хотелось ещё и коллегу в грязь макнуть: вон, твой девятиклассник не может решить задачи, которые мои восьмиклассники щелкают.
– Ты пару минут назад утверждал, что подростки – без достоевщины. А сам-то, сам-то…
– Так я же всё потом осмыслил, а не тогда…
– Ладно, а чем дело кончилось?
– Дело кончилось прекрасно: стерва сцепилась с директором и уволилась. Отвела она у меня год свою алгеброметрию, а потом та, другая, стала вести. Но я-то, пока она всех терроризировала, нашёл себе отдушину. Историчка у нас была очень хорошая женщина, мягкая, и я стал к ней тянуться. Увлёкся её предметом, лучше остальных его знал, даже участвовал в олимпиадах, хотя по алгебре-геометрии оставался беспросветным троечником. Теперь вот сам, как видишь, историк… Это, Витя, обычное подростковое поведение: плохого педагога ученик отторгает – и тянется к хорошему. А хороший учитель всегда найдётся. А если не хороший, то хотя бы неплохой. Так что слушать сказки про учеников, забитых учителями… Люди просто мелют без разбора.
– Это просто твой случай, – возразил Виктор. – У других всё может быть иначе. Агрессии в школьной среде предостаточно, и не только между школьниками. Ненависть копится, а потом выплёскивается. А вот если ей, ненависти, ещё и вектор задать, то и получим революцию в школе.
– Тогда уж не революцию, а террор. Только откуда у тебя такие мысли?
– Какая работа, такие и мысли. Я, понимаешь ли, наблюдаю за происходящим в стране, в мире. Анализирую.
– Изучаешь, чтобы предотвращать? Хорошее дело.
– Вроде того, – усмехнулся Грузинов.
Они ещё посидели, поболтали. Виктор заплатил, сказав, что сегодня его очередь. Когда же, разморённые теплом и водкой, вышли из кафе, уже начинало темнеть. По улице медленно ехала карета.
– Прокатимся? – кивнул на неё Виктор.
– Тогда плачу я, – отозвался Андрей.
– Идёт.
Они догнали экипаж и, сунув деньги продрогшему кучеру, забрались в неё и покатили.
– Я никогда раньше в карете не ездил, – признался Вяльцев. – Чувствую себя аристократом.