Став студентом, Андрей год-другой вообще не встречал нечаева, даже не интересовался им. Студенческие дела отнимали много времени, всё было по-новому, и к бывшим друзьям Андрей скоро охладел. Перестали общаться – и ладно. Но как-то в середине весны, когда Андрей учился на третьем курсе, ему довелось столкнуться с нечаевым. Тот уже служил в милиции, в уголовном розыске. Андрей же ничем особым похвастать не мог, да и не стремился. И вдруг нечаев, пожалев, что, в последнее время они разошлись и не встречаются, позвал Андрея в поход на майские праздники. Андрей сильно удивился такому приглашению и лишь поэтому согласился. Оказалось, что у нечаева есть какая-то новая компания, с которой Андрею предстояло познакомиться.
Отказываться от своих обещаний Андрей не любил и в назначенный день, в назначенный час пришёл к нечаеву с рюкзаком, одетый по-походному. Тот сразу всучил ему три пузыря водки, велев хорошенько обернуть их одеждой, прежде чем класть в рюкзак. В свой нечаев тоже положил несколько бутылок, оставшиеся два намереваясь раздать остальным туристам. Но, подумав, решил, что получится затолкать в каждый рюкзак ещё по одному пузырю.
– Пусть и другие несут, чего только мы! – возмутился Андрей.
– Другим пока рановато носить, – отрезал нечаев.
Смысл сказанного стал ясен Андрею, когда к нечаеву явились его новые друзья, сплошь пацаны четырнадцати-пятнадцати лет, рядом с которыми нечаев, которому уже светил четвертак, казался этаким тренером подростковой спортивной секции.
– Где ты набрал эту мелюзгу? – тихо спросил его Андрей.
– Да шарахаются тут по району всякие, – отмахнулся нечаев. – Всё нормально. Пузыри не разбей.
И первый вечер у костра превратился в алкоразминку подростков, мнивших себя взрослыми, бывалыми. Опорожнили два пузыря, требовали третий, но нечаев не позволил. Андрей, не особо любивший студенческие пьянки, тут и вовсе чувствовал себя чужаком. Посиживал в сторонке; от водки отказался, чем обрадовал остальных. «Не будешь? Нам же больше достанется!» – ляпнул один пацан, явно побойчее прочих. Когда же малолетки захмелели, нечаев завёл речь о каком-то братстве, которое им необходимо создать. Андрей сперва подумал, что нечаев это буровит по пьяной лавочке, но тот говорил вполне складно, доходчиво. «Малышня», как ласково называл свою компанию нечаев, слушала больше по привычке, мало что понимая.
Наутро кое у кого трещала башка, но нечаев, оказавшийся крепким по части бухла, запретил опохмеляться: «Вечером будем квасить». И весь день, пока рубили дрова, неумело варили еду и просто валялись у костра, нет-нет да и вворачивал пару слов про братство: дескать, будет, создадим.
Андрей, проклинавший себя за то, что ввязался в эту ватагу, избегал остальных, ходил в одиночку за сушняком или бродил туда-сюда по берегу реки. Что-то нечаев задумал, что-то задумал… Но с Андреем он ни о каком братстве не заговаривал, а вечером достал столько пузырей, что стало ясно: намечается алкозабег.
И точно: малышня перепилась. Один даже спьяну надумал устроить алкозаплыв, поплёлся к реке, стал раздеваться. Андрей толкнул нечаева: «Утонет ведь. Утонет!» – «Назад! – скомандовал нечаев. – Назад его!» Остальные повиновались команде и оттащили пловца от воды, насильно одели и вдобавок накостыляли. Тут-то нечаев и объявил: «Сейчас будем в братство принимать». Что за братство, для чего – никого не интересовало. Главное было в него вступить.
Андрей незаметно отсел от костра к ближнему дереву и стал наблюдать из темноты. Оказалось, нечаев даже придумал ритуал: каждый, кто вступал в братство, выдавливал каплю крови в общий стакан водки, который потом предстояло пить по кругу. Вот только инструментов для нанесения ран нечаев не заготовил, и братавшимся пришлось резать себе пальцы походным складным ножом, прямо в реке отмытым от налипшей на него еды. Кто-то вздумал надрезать предплечье и полоснул себя так, что сдуру чуть не задел вену. Разок посмотрели в сторону Андрея, зашушукались, но тот притворился задремавшим, и про него забыли.
Приготовив братское зелье, стали по очереди его пить, морщились, давились, но не выплёвывали, а проглотив, иной раз говорили: «Гадость!» Потом называли друг друга братьями, называли так часто, словно дружно насмотрелись фильмов Балабанова. Андрею всё это напоминало детскую игру в индейцев, когда, бывало, он в компании деревенских друзей целое лето носился по лесу или гонял на двухколёсном мустанге по окрестностям, задорно улюлюкая. «Ещё и подобающие имена себе выдумывали, – вспомнил Андрей. – Санёк Меткий Глаз, Миха Крепкая Рука. Интересно, эти до подобного додумаются?»