Но нечаевская малышня только лопотала: «Брат, брат», впрочем, тоже воспринимая вступление в новоявленное братство как игру. И хотя этот сброд легко можно было подбить на преступление, нечаев явно не собирался идти по стопам своего брата. Сотруднику уголовного розыска хватало того, чтобы вновь почувствовать себя предводителем, пусть даже такого смешного, шутовского ордена. В детстве он мечтал стать новым Дасаевым, а не стал даже Нечаевым. Вернувшись из похода, Андрей больше не искал с ним встречи, а через два-три года тот женился и куда-то переехал. О братстве тоже ничего не было слышно, всё оказалось благополучно безобидным.
И вот теперь, много лет спустя, Андрей достал из книжного шкафа роман Достоевского, полистал и поставил на место. Не революционные кружки породили нечаевщину. Нет, нечаевы были, есть и будут всегда. И меж мирных обывателей их хилые потуги властвовать, пожалуй, ни к чему страшному не приведут. Но подпольная среда, словно обильно унавоженная почва, питает нечаевщину своими дурными соками, отчего та заполоняет всё, как сорняк, и цветёт буйным цветом.
Глава 23
Санёк Терентьев быстро просёк, что остальные чуваки что-то от него скрывают. Поначалу он, как и любой новичок, держался особняком, и ребята его как будто вообще не замечали, даже не здоровались с ним неохотно. Но вскоре Санёк понял, что его очень даже замечают. Стоит ему приблизиться к ним – и они, о чём-то беседующие вполголоса, сразу смолкают. Приметил Санёк и какие-то тетрадки, которые кружковцы тайком друг другу показывали. Раз улучив момент, когда все трое о чём-то спорили, листая эти самые тетрадки, он внезапно оказался за их спинами:
– Чё такое? Дайте позырить.
Застигнутые врасплох, ребята растерялись, а Санёк уже протягивал руку к тетради Серёги. Тот дёрнулся, пряча её, а Ванёк ткнул кулаком в грудь незваного собеседника:
– Не твоё дело!
– Секреты, да? – процедил Санёк.
– Да! – хором рявкнула троица.
– Ну и шифруйтесь! – обиженно фыркнув, Санёк отошёл в сторону и демонстративно отвернулся: – Секретничайте! Я ничё не вижу.
У кружковцев была своя причина сторониться Санька: Резидент дал на этот счёт чёткие указания. Новенький мог оказаться шпионом, внедренцем, тайным доносчиком, стукачом. Реферат он взялся писать по собственной инициативе, что выглядело крайне подозрительным. Наконец, Санёк даже не был жертвой режима, на КДН его не вздрючили, а значит, никаких заслуг за ним не числилось. Открытый же интерес Санька к «Дневнику Рыцаря России», а также попытка заполучить экземпляр дневника окончательно убедили юных конспираторов в том, что перед ними диверсант, которого следует всячески остерегаться.
Но однажды случилось то, отчего инструкции Резидента оказались нарушенными. После очередного занятия троица возвращалась домой. Ребята уже завернули за угол школы, как вдруг их нагнал напуганный, возбуждённый Санёк:
– Там педофил!..
– Чаво? – отозвались ребята. – Какой ещё педофил?
– Педофил. Вы чё, интернет не читаете?!
(Последнее время в городе и окрестностях бесследно пропадали девочки. Скудные факты обильно приправлялись пахучими слухами, а в соцсетях иногда высвечивались сообщения о том, как чьего-то ребёнка чуть не похитили средь бела дня: незнакомец подходил на улице, предлагал сладости, мороженое или сходить на день рождения к его дочери. Родителей призывали бдительно следить за своими детьми и не оставлять их на улице одних.)
– Ты сбрендил? – усмехнулся Колян.
– Сам ты сбрендил! – захлёбывался от возбуждения Санёк. – Я иду, короче, а он какой-то второклашке предлагает котёнка погладить в машине.
– Второклашке?
– Ну, третьеклашке! Её же украдут сейчас! – Санёк готов был заплакать от отчаянья. – Надо её спасать!
Троица нерешительно мялась, и Санёк, махнув рукой, метнулся назад. Ребята, поспешив к углу школы и увидели, как тот несётся через школьный двор к одной из дыр в ограде. Там, за голыми зимними кустами, виднелась две уходящие фигуры: тёмная мужская и розовая детская. Догоняя их, Санёк закричал больше от собственного страха, чем от желания привлечь внимание прохожих. Девочка в ужасе отпрянула и села в снег, а незнакомец обернулся – и подросток, прыгнув на него, повис на плече, продолжая вопить.