«Если в мире некому будет жить, то не станет ли он бесполезным?»
Вокруг пусть и была неестественная уже для Вектора чистота, но все равно ощущалась большая история не самых приятных событий. А вот в кабинете за правой дверью во всей красе представлены ужасные последствия: стены измазаны давно высохшей кровью с кучей чудом нетронутых за все годы органов и скелета человека, разбросанных везде. Также были отметины от когтей, огнестрела и просто ударов в этом бардаке, где пустые полки и ящики свидетельствуют о мародерстве уже после кровавой битвы.
Кросс молча и решительно подошел ко второму кабинету, дверь куда так же легко поддалась, – и на удивление, пусть там и была кромешная тьма, ничего подобного только что увиденному кошмару не наблюдалось. Пока он рыскал по полкам и стеллажам, Ханна взяла у него пистолет и решила прикрыть спину, вернувшись в сам зал, и проверить выход отсюда, что напротив нетронутого кабинета. Правда, использовала она этот предлог скорее для себя самой, пусть и заботясь о Кроссе, но, как никогда, ей ныне было необходимо время наедине. Крепко держа пистолет, она пыталась вспомнить учебу, но если технически все было не трудно, то вот морально адаптироваться к нынешним реалиям давалось не так просто, как требовала необходимость. Самое простое – она не готова убивать, и даже несмотря на то, что все же монстры – это не люди, то бишь отношение к ним крайне обезличенное, Ханна не уверена, что в нужный момент не словит ступор. Она не солдат, никогда и не стремилась им быть и не хотела связывать свою жизнь с подобным… даже типом ума, как не раз вешала она ярлык на это. А тут все просто – убей или умри, что неожиданно трудно принять пилоту и инженеру даже после всех тех событий на Улье. Хотя Кросс вполне уверенно проявлял себя в нужные моменты, порой даже слишком, отдельно подметила она, выйдя наконец за дверь и свернув направо в недлинный коридор, переходивший в перекресток. Все было как и везде: стены и пол страшные, признаков жизни нет, тишина и покой, где лишь лампы будто бы пытались разговаривать. Этот вид нравился более чем из-за небольшой уверенности в отсутствии надобности использовать пистолет. Но, с другой стороны, из головы не выходил закрепившийся еще со смерти Алдена страх, естественный и самый большой в ее жизни, как ныне она понимает, медленно шагая и поглядывая по сторонам коридора, впереди которого, после перекрестка, непроглядная темнота. Умереть так же, как и он – ее друг, член неофициальной семьи, которого она оставила там, на экзопланете так давно, отчего даже становится стыдно за то, что забыла о нем на длительный промежуток времени. А ведь он спас их, приняв храбрую смерть, повторить которую у нее вряд ли получится. Выйдя на перекресток, всматриваясь в длинные и одинокие коридоры, где один похож на другой и напоминает бесконечный лабиринт, Ханна до дрожи боится умереть здесь в одиночестве, так и не вернувшись к нормальной жизни, не похоронив Алдена, не поговорив с родителями… Смерть здесь – это смерть нигде, потому что тело не найдут, никто не придет искать, никто даже не будет знать, что она тут, – а ее родителям скажут, что их единственная дочь пропала без вести. Это заставит до последнего вздоха ждать ее возвращения, чего уже никогда не произойдет. Визуализируя все это против своей воли, Ханна плачет и ненавидит себя за чувство вины перед родителями и Алденом, потому что знает, что все это – результат ее эгоистичного желания помочь Свете и Наваро. А ведь Кросс отговаривал… Она не знает, куда бы привели эти ее мысли и мучающие чувства, если бы в коридоре справа, вдалеке под шалящей лампой, ее внимание не привлек человек в цельном со шлемом бронекостюме. Немного шатко он двигался в ее сторону.
75
Каждый раз ей кажется, что силы вот-вот иссякнут и она просто упадет на пол, – но каким-то образом подобного все не происходит. Даже наоборот, вполне уверенно получается преодолевать расстояние до противника, убегающего от нее в спешке. Прямо по коридору и налево, там опять прямо и вновь до перекрестка, откуда идут в разные стороны одинаковые стены, наблюдать которые ей уже надоедает. Враг быстр, но она все же умудряется почти догнать его. Пусть все тело и болит, а видимость немного хромает из-за плохого освещения вокруг и грязного шлема, но Света сокращает дистанцию почти до метра, свирепо крича, прекрасно понимая, что ее видят чудовищем без сознания. Но если она и была неким безумным сгустком непреодолимой энергии, то убегающий в страхе человек оказался, пусть и под эффектом первобытных инстинктов, но все же чуть быстрее и проворнее – и успел закрыть створки в тот момент, когда она тянулась пальцами за ним. Внезапно все четыре пальца правой руки оказались зажаты между кусками железа. Она закричала в агонии боли, ощущая даже некоторое онемение пальцев, выдернуть которые почему-то не получается. Сразу же просыпается простой инстинкт избавиться от пальцев в угоду продолжению схватки за жизнь, где нынешняя цена кажется мизерной по сравнению с господством на Векторе. Но не успевает она толком даже придумать, как это сделать, как на нее с потолка сваливается невиданное ранее существо, сразу же решившее без скромности добраться сквозь костюм до долгожданной трапезы. Резкие удары длинными когтями оставляли вмятины в пластинах, шлем еле выдерживал столкновения с острыми зубами большой челюсти, а обхвативший ее шею то ли хвост, то ли еще какое уродство довольно успешно лишало ее кислорода. Она не могла увидеть все это создание, но прекрасно ощущала его немалый вес, отчего ноги подкосились и колени врезались в металлический пол, а зажатая рука вот-вот окажется сломана, пока левая пытается нащупать голову и горло этой твари. Света кричит из последних сил, цепляясь за жизнь, борясь со смертью доступными способами, не желая ни о чем думать, ни в чем не сомневаться, – лишь слепая ярость, жажда жить и бесстрашие. Казалось, идет настоящая кровавая битва, все болит, она уже ничего не понимает: ни где оно, ни где она, ни каков ее статус в этой неравной схватке. Будто бы оба стали сгустком инстинктов в самой разъяренной и бескомпромиссной форме.