Их было трое. Вряд ли они вообще осознавали свое существование во времени, то бишь понимали разницу между моментом рождения и следующей дальше жизнью в скитании по миру, о котором, скорее всего, если им и известно, то даже сами они этого пока еще не понимают. Причина такой судьбы, где память и разум крайне расшатаны и разобщены, если вообще присутствуют в том состоянии, чтобы считаться развитыми, состоит напрямую как в том, насколько мало они еще прожили, так и в условиях, в которых они пребывали никому не известное время. Причем стоит учесть именно время от второго рождения, но вот только для них, особенно в том, почти девственном состоянии тела и разума, рождение было лишь одно – совсем недавно. Но все же это были совсем не дети: как-никак, они лишены напрочь капризности и наивности с глупостью, обычно требующих надзора со стороны взрослой особи. Скорее простое любопытство да к тому же необремененный тяжкими чувствами со знаниями от опыта прожитых лет ум их был чист, будто бы их коснулась лишь амнезия. Ощущение себя в пространстве возвращалось так же уверенно и быстро, как и понимание возможностей своего тела, где руки и ноги исполняли на все возможности свои функции, а зрение и слух помогали ориентироваться и взаимодействовать с окружением все более уверенно, с каждой минутой куда лучше внедряясь в новый для них мир. Каждый встречающийся перед глазами предмет был изучен не только тактильно, но и зрительно, порой даже на вкус и нюх. Причем касалось это еще и самого окружения, где даже стена удостаивалась чести быть опробованной. Так бы тела и бродили в пространстве, лишенные мыслей и целей, словно бездушные создания, если бы вдруг, что казалось совершенно естественным, они не обратили внимания друг на друга. Вылезшие по очереди, они сразу же спонтанно разбрелись в небольшом зале, где было множество вещей в основном личного использования, и то ли из-за плохого освещения, то ли не осознавая кого-либо еще, все трое потерялись.
Странно, но, исследовав кое-как окружение, они смогли акцентироваться на собрате почти одновременно. Они изучали друг друга лишенными жизни глазами, их шаги, уже более уверенные, привели каждого в общую группу из трех тел, вставших почти в треугольнике под работающей лампой. Каждый сравнивал другого с собой, формируя какую-никакую, но все же картину собственной личности, собственного себя. В итоге они даже обнялись, неловко и неуверенно – но сделали именно то, что для них стало важнейшим этапом в развитии: стали не одиноки. Пусть и в неизвестном для них мире, пусть и лишенные цели большей, чем забота друг о друге, – но можно было сделать вывод, что они вполне счастливы, спокойно принимая правила жизни, ценность которой для них важна настолько же, насколько существование и благополучие каждого. Еще даже не успевшие понять определение боли, страха или гнева, их сердца и умы наполнились неким эквивалентом любви, ставшим в мгновение фундаментом единственной идеологии, понимание которой пусть и не было ими осознано, но оно присутствовало внутри каждого, становясь катализатором эволюции. Наивные, совершенно не понимающие своего места в этой жизни, все трое даже не осознавали степень влияния своего рождения в этот день, в этом месте, даже в это выбранное иноземной природой время. Стечение обстоятельств казалось истинным проявлением некоего великого замысла.
Случись подобное в слепой зоне, они так и остались бы предоставлены сами себе, во всяком случае, на куда более продолжительно время, нежели сейчас. Не говоря уже о том, как их рождение даже просто по меркам Вселенной запустило цепь событий, о которой все трое и не могли подозревать. Как и не могли подозревать о том, какой огромный мир спрятан за стенами станции Вектор, где почти весь процесс их рождения наблюдали чуждые им люди через видеонаблюдение. И, равно как и новорожденные, пытающиеся адаптироваться, те самые люди не знали, что им делать дальше с тремя детьми Вектора.