Запись 35
Секунда за секундой, сантиметр за сантиметром – и как же ярко выражена затухающая жизнь на фоне черной смерти… Если бы не последняя надежда на более разумное избавление от всего этого, парализующий страх так и поглотил бы меня. Ведь благодаря этому я обнаружил за собой вентиляционное отверстие, решетку, ведущую куда-то вглубь. Выломав ее ударом ноги, пролез вовнутрь, чувствуя, как масса цепляется за ноги, но не может успеть. Стены жутко теснят, слезы и пот смешиваются на лице, в конвульсиях пробираюсь как можно дальше, понимая, что, куда бы я ни попал, худшее всегда будет позади. Вытянув руки вперед, я пытаюсь за что-нибудь зацепиться, что и происходит. Наконец я вылез, стоны от боли всего тела заглушали даже мои мысли. От попытки подняться на ноги я лишь вернулся на пол, как мертвое тело, не способный пошевелить конечностями, и все, о чем я сейчас мечтаю, – это избавиться от боли. Умереть здесь и сейчас – это идеально. Что угодно, только не то, от чего я убежал. Еле-еле нащупав и достав пронокс, я вкалываю себе инъекцию, даже не удивляясь тому, как они все уцелели в кармане куртки. Медленно все проходит, чувство того, как каждый сантиметр тела немеет, избавляясь от мучительной боли, прекрасно. Я уже не думаю о том, что так и не встретил брата, и о всей трагичности моего пребывания здесь – лишь о том, что, наконец, все закончится.
Мое тело ничего не чувствует, но я могу двигать конечностями. Легкие все меньше забирают воздуха, но я все еще дышу. Голова просто лежит вправо, но глаза не закрыть. Надежда попрощалась с этим миром, но разум дает понять привычную для остального мира мысль, но крайне редкую для этого места, я – не умер. Что же происходит – или, скорее сказать, чего не происходит? Мое тело и ум уже готовы умереть, и я жду, когда меня заберет это место, эта станция… Но кажется я словно застрял, будто чего-то не хватает, небольшого шага, для продолжения пути в бесконечность. Пожалуйста, пусть это прекратится и забудется, как безумный кошмар, ведь, если этого не произойдет, придется вернуться ко всему, от чего я убегал. Снова бороться за жизнь, снова надеяться и терпеть неудачу. Разве я не заслужил покоя? Даже если нет, все равно это произойдет, поскольку больше я не могу, это невыносимо и бессмысленно. Может, это и есть то, чего я так хочу: ни страха, ни боли, ни надежд, ни целей – абсолютный покой, без каких-либо позывов к движению? Других объяснений я не нахожу, да их и нет, все нити привели к этому, и то, чего так хочется, иногда находится прямо под носом. Лишь я один в покое и умиротворении, забываю все и, забытый всеми, медленно погружаюсь в себя. До встречи, мой брат, до встречи, моя любовь, увидимся в другой жизни.
Но, невзирая на прощание и смирение ради простой цели, я готов поспорить, что вижу перед собой человека. Девушку, которая, сев на колени в полуметре от меня, держит в правой руке пистолет. На ее лице выражается сочувствие, как и осторожность. На голову натянут небольшой капюшон, а длинные светлые волосы свисают до плеч.
Запись 36
Ее голос – несколько часов назад это было бы самым приятным, что я слышал, тем, что можно назвать судьбой или даже победой над условием пребывания, из которого я не вылезал с того момента, как попал сюда. Но сейчас это напоминает мне обо всем том, что я забыл. О том, с чем попрощался, и эти воспоминания приходят вместе с той же болью, из-за которой я не хочу ее слышать. Лишь на третий или, может, четвертый раз я как-то среагировал, перевел взгляд прямо в ее глаза, которые словно дают мне жизненную силу, как и ей признак того, что я все еще жив.
– Хорошо, ты жив. Не придется избавляться еще от одного тела. Ты сильно ранен, нужно вылечить тебя. Не волнуйся, я помогу, просто переверну тебя на спину, чтобы все сделать. – И она сделала это, оказавшись на спине, мне захотелось плакать, словно я воскрес из мертвых. Голос ее был сдержанным и довольно грубым, но лишенным злости, скорее, осторожным: