– Недалеко от лазарета. Хотя, честно скажу, понятия не имею, где я только не побывал. Как раз спрятался от этого Маркуса. До чего непривычно звать его по имени.
– Хорошо, там безопасно, монстров не много.
– В смысле – не много, есть разделение территории?
– Мы это давно заметили, эта станция для них как дикий мир, даже невзирая на свое неестественное происхождение, животные есть животные. Мы изучали их, старались понять, откуда это все, как с этим бороться и есть ли лекарство. Но они оказались более доминирующими, нежели люди.
– Откуда они? – Все становится на свои места, наконец-то.
– С другой стороны. Называй это место карантином. Наши ученые что-то сделали, некую заразу или нечто подобное, из-за чего пришлось разделить Вектор на чистую зону и зону карантина. Конечно, теперь все это можно считать карантином.
– Немногое вы могли сделать, да.
– Будто были варианты, словно от нас что-то зависело, когда станция разделилась на две зоны, людям осталось только пытаться протянуть как можно дольше, пользуясь совершенно разными мотивациями.
Странно, но, не будь Нолана, продолжая находиться в одиночестве, я просто мог забыть все словно дурной сон: никто ведь не оспорит мою историю, никто не скажет, что я лгу, а теперь, благодаря голосу человека, мне придется знать все это и помнить всю свою жизнь.
– Боюсь даже представить, какие ужасы пришлось тебе пережить. Но, как бы то ни было, я здесь, чтобы вытащить тебя с Вектора. Ты можешь добраться до уровня администрации?
– Я на мостике. Взаперти, и мне не выйти, – лишь через минуту ответил он.
– Тогда дай свои точные координаты. Я доберусь до тебя, вытащу – и выберемся отсюда.
Я уже на взводе, адреналин, словно лекарство, избавляет меня от страха и сомнений, когда имеешь цель, остальное – лишь временное препятствие.
– Ты не понял – мне пришлось изолироваться, я заслужил это. И я благодарен тебе за твое прибытие ради меня, правда. А теперь разворачивайся и уходи, ты не поможешь ни мне, ни кому либо.
Запись 46
– Не смей этого говорить. Знал бы ты, через что мне пришлось пройти, чтобы найти тебя, и теперь ты смеешь говорить, чтобы я оставил тебя умирать!
– Я понимаю, каково тебе сейчас, после моих слов, но пойми и ты: я не заслуживаю спасения. Из-за меня надежда утратилась и все погибли, я не смог вызвать помощь, я не смог спасти людей, – еле сдерживая злость, словно умоляя понять его, говорит Нолан размеренно.
– Хватит карать себя и быть мучеником, все это напрасно, ведь ни людей, ни время вернуть невозможно. Я здесь, как и ты, и, будь твое желание смерти реальным, это уже случилось бы. Но ты жив, как и я, и будет глупо вот так все оставить.
Я не могу его потерять и не дам вот так все закончить, это словно жуткий кошмар, и, честно скажу, если спасти его не удастся, то я буду жалеть о том, что его смерть не случилось раньше. Дать ему умереть вот так, куда хуже, нежели узнать о его смерти уже после, ведь всегда хочется кого-то обвинить, и при первом случае – это буду я.
– Что бы ты ни говорил, факта это не изменит, Харви. Вместо того чтобы вызвать помощь, я отправил последнюю весть тебе. И это лишь половина греха – я не помог ей. Не помог Эмили, не пришел за ней, не спас от лучшего друга, сошедшего с ума. Она ждала меня, а я просто не пришел – а знаешь почему? Из-за письма, что я отправил тебе, вместо того чтобы бежать к ней, спасти от смерти, мне пришлось остаться. Знать бы мне, почему я это сделал…
Теперь, зная, как все случилось, как брат обрек себя на мучения, я даже готов оставить его умирать и последовать его воле все сильней, что затмевает догматичные понятия заботы и оберегания родного человека. Но все это становится не важно, стоит мне понять одну простую вещь: я – не он. Слишком много смертей и слишком много безумия вокруг – оставив его тут наедине со своим кошмаром, я ничем не буду отличаться от ненормальных, да и я так уже один из них. Лучше я умру, пытаясь стать человеком, чем выживу монстром.
– Знаешь, когда я получил твое сообщение, я подумал, что это отличный шанс все исправить, сделать нас семьей снова. Но, когда я прилетел и мне пришлось выживать и даже убивать, я лишился вообще какой-либо надежды найти тебя живым, и единственное, что вело меня все это время, – это простое желание узнать, что с тобой произошло, что стало с моим родным старшим братом. Я бы узнал, как ты умер, благодаря чему просто избавился бы от чувства вины за твою судьбу и улетел домой. Но ты выжил, спустя столько времени ты жив – и как мне прикажешь действовать? Умереть ты сам не можешь, а бросить живого я не смогу.