Не отрывая глаз от мучившегося брата, кричащего, словно из бездны боли, я вколол себе дозу пронокса, потом еще одну. Ноги стали ныть, а сердце готово остановиться – эту ли цель я преследовал, уже и не знаю. Но, отойдя на пару шагов назад, просто упал на колени, словно старик, ожидающий своей очереди к смерти. Я готов к этому – к тому, от чего многие убегают, тому, что я хотел исправить, прилетев сюда.
– Это уже не поможет. – Появилась Наоми, держа в руке капсулу пронокса, подойдя, она села рядом со мной.
– Почему ты не сказала мне? – с болью и слезами я выдавил из себя, что-то больше похожее на стон.
– И что бы изменилось? В итоге все к этому бы и пришло.
Меня трясет, пот стекает со лба рекой, и кажется, словно я наконец-то умираю. А ведь я даже не пытаюсь бороться с этим, лишь медленно мотаю головой – единственное, что я могу противопоставить.
– Ты должен благодарить меня: скрыв правду, я подарила тебе бесценное время надежды и любви, а главное, шанс разобраться самому с собой. Такое не каждый получает. Не мешала естественному ходу событий, так сказать, ведь это не мои фантазии и не под моим контролем ты все это придумывал. Скажи я тебе сразу правду – ты бы умер в знании страха, боли и одиночества, а так, напоследок почувствовать любовь – дело бесценное. Посмотри на это как на финал своей жизни, нашей жизни. Возможно, ты не понимал этого, но пронокс – это прекрасное лекарство – сначала помогает, а потом просто ускоряет процесс.
– Почему все это происходит? – Я не уверен, что говорю это вслух, вполне возможно, это прозвучало лишь в голове.
– Ты очень далеко смог зайти, и помогли тебе не жизненные инстинкты или злость, не говоря уже о проноксе. Твое стремление узнать судьбу брата превратилось в типичную одержимость его поисками, подпитываемую ужасным чувством вины и жестокой неоправданной ответственностью. Ты поставил свое существование на это, что было главной ошибкой. А если приплести к этому твое совершенно ненормальное стремление к адреналину, постоянному напряжению и щекочущему нервы страху, странно, что ты не перегорел на месте.
– Что я могу сделать? – Кроме как смотреть на брата, чей крик знаменует мой провал.
– То, о чем ты думал не один раз, цепляясь за жизнь. Я бы помогла, но так не интересно, и сейчас тот самый момент, когда ничего нового не появится. Ни сил, ни мотивации, чистое решение с примерами того или иного выбора, последняя рациональность. Ведь выбор, как я уже говорила, за тобой. Закончить все это – или же продолжить идти вперед, наслаждаясь тем необходимым для тебя животным адреналином, к самостоятельно придуманным целям, исполнение коих оправдывает твое существование, ведь это то, в чем ты лучший.
Она исчезла. И что мне остается, пока я все так же стою на коленях перед братом, опустив руки и голову, и медленно позволяю забирать остатки моей личности. Последние минуты рациональности – значит, и что мне остается, кроме как принять судьбу Нолана? Нет, он не мой брат, он был им, но сейчас – нет. И этот урод, который сейчас лежит передо мной, – лишь проявление того, что убило Нолана, давно. Если это последние минуты, то пусть будет так, и я прилетел сюда, лишь чтобы убедиться в его смерти. Вспомнить его последний раз и увидеть то, что произошло с ним через столько лет, а для меня – за несколько минут.
«Я прощаю тебя, брат, и надеюсь, ты прощаешь меня» – слова, направленные к памяти, а не к телу, которое несет лишь смерть. Вернувшись в последнее пристанище Нолана, поднял с пола пистолет, который я увидел, – я знал, что он свалился с полки, но, как и ранее не придавал значения тому, что мне было не нужно. Прислонившись к стене у двери, я сполз на пол, последний раз вспоминая его лицо, слова, характер и то, что я не смог сделать.
Пытаясь исправить свои ошибки, я попал в кошмар, о котором и не подозревал. Потерял не только брата – себя. Все надежды искупления и типичных желаний были затянуты тьмой, как и разум, который оказался злейшим врагом. Нолан слишком поздно понял это, что стоило многих жизней. Пытаясь простить меня и извиниться передо мной, он в буквальном смысле отплатил мне тем же, но не подозревал об этом. Теперь все, что от него осталось, – это крик, страшный и безвольный, который не прекратится до самой его смерти. Но первая потеря была давно, когда он понял, что в зеркале другой человек, как и я, гоняющийся за призраками. Осознавший лишь сейчас, что находится на той стороне реальности, которую создал уже не я, а кто-то другой. Вот он, еле уловимый и незаметный момент, когда есть шанс не кануть в безвозвратную тьму, где нет ни звуков, ни мыслей, ни жизни, – и я использую его.