Наступила тишина, последний рев монстра добирался до них с трудом, а значит, он ушел, возможно, даже вновь лег на боковую, насладившись приличным куском мяса. То случилось минуты назад, а заметила она это лишь сейчас, даже пожалев об этом: ведь теперь все это у нее в голове, ждет своего эмоционального усвоения.
Света остановилась в центре перекрестка и, бегло обернувшись, подметила Портера, медленно подходившего к ней. Путь направо привел бы их обратно к медицинскому центру, некогда служившему убежищем для Остина, когда тот еще пытался спасти Питера. И, вспоминая те события, кажущиеся теперь такими далекими, Света даже сделала пару шагов, решив убедиться в том, что Питер все-таки умер, – но остановилась, глядя в длинный коридор с попеременным освещением. Ее туда тянет, все ради… ради чего-то, сформулировать которое становится все труднее с каждой секундой. Возможно, убедиться в том, что Питера не настигнет участь тысяч сотрудников Вектора, – и его желание умереть человеком все же было исполнено, а заодно и будет возможность проститься, а главное, извиниться перед ним. Возможно, все дело было в страхе и нежелании победы Остина, нарушившего естественный путь жизни человека ради своих безумных целей, понять которые ей, к счастью, не дано. Ни один из вариантов не позволил ей сделать третий шаг – лишь мысленно проститься с Питером и поверить, что наконец-то всему пришел конец, оставив ей лишь воспоминания и прямой путь к серверной, который откроется уже минут через десять ходьбы, оставляя за спиной тот притягательный коридор в недалекое прошлое, ныне ставшее очередной историей Вектора, которых тут уже в явном излишке.
Света обернулась, взглянув в нужный коридор, местами плохо освещенный, наполненный последствиями эволюции инопланетной Жизни, обвившей часть стен и потолка, где проросли разного вида и цвета бутоны, отчего все это напоминало скорее некий фэнтезийный вход в сад, нежели космическую станцию, ставшую синонимом кошмара. Портер сидел на полу слева, опершись на стену и вытянув ноги, в его лице она видела глубочайшую усталость и некое размышление, результат которого так и просился наружу, чему она и поспособствовала:
– О чем думаешь?
Портер явно хотел что-то сказать, глаза его так и бегали от слова к слову, от предложения к другому предложению, словно он подбирал самую верную комбинацию из многих, но идеальную, лишь одну-единственную, подходящую настолько, насколько точно он сможет выразить гнетущие его чувства и мучающие мысли. Подняв наконец голову, он взглянул на нее снизу вверх – и вдруг словно протрезвел, отпустив все поводья сомнений, после чего его взгляд стал уже тем, каким обычно отмечают пройденный путь, дабы закрепить мысль и усвоить ее. Приняв помощь Светы, он встал, прекрасно понимая, точнее, даже чувствуя, как все же необходимо что-то сказать, что-то пусть и простое, но важное непосредственно для нее, как способ напоминания о чем-то нормальном:
– Ты все сделала правильно. – На лице ее не было изменений, но он знал, как важно ей такое услышать. – Я бы на твоем месте поступил так же.
– Не говори так, пока не окажешься на моем месте.
– Я неправильно выразился, извини. Я был на твоем месте, и я принял похожее решение. Знаешь, что определяет, кто прав, а кто нет?
– Удиви.
– Это банально, но здесь… Здесь это работает, мне помогало: тот, кто жив, тот и прав. Мертвым не нужна правда, им уже ничего не нужно. За долгое время я узнал очень много историй, приличная часть из которых закончилась крайне трагично и ужасно, и не раз виною смерти людей были другие люди. Сколько из них погибло или было убито ни за что, сколько просто даже не понимало, что происходит и почему именно они… Знаешь, раньше я сторонился этого, пытался абстрагироваться, мечтая о том, как покину этот кусок железа и начну новую, нормальную жизнь, забыв Вектор, как страшный сон, потому что я ненавидел все – все это. И быть частью всеобщей трагедии… меня аж тошнило от этого… – Портер выдохнул, явно решив оборвать себя на середине мысли, просто взглянул на Свету и вновь сказал: – Это я так пытаюсь сказать спасибо… за все.