Он скрылся за занавесом, и в тот же момент чья-то рука там, за блестящим бархатом, нежно коснулась струн виуэлы[41]. Пели струны, бросая в зал приглушенную тканью песню, жаловалась, звеня, гитара. Художник закрыл глаза. Звуки, сладкие, нежные и чистые, то замирали, то звенели и вздрагивали.
Звуки внезапно смолкли. Приподняв веки, прямо перед собой на фоне поднимающегося занавеса он увидел строгий профиль женщины. Она сидела всего в нескольких шагах от него, видение, возникшее из музыки. Словно почувствовав устремленный на нее взгляд, сеньора повернула голову. На маэстро глянули печальные глаза. Тонкие брови удивленно дрогнули, она перевела взгляд на сцену. Маэстро продолжал любоваться тонким овалом лица, выпуклым чистым лбом, нежными губами, удивительно огромными ресницами.
На сцене бушевали страсти. Персонажи пьесы — юноша Иисус, апостолы, воины, фарисеи, рыжеволосый косой Иуда сменяли друг друга. Веласкес же смотрел только на прекрасную незнакомку. Она была одета с изысканной сдержанностью. На зеленовато-коричневое платье ниспадала с головы черная мантилья, глубокий вырез открывал шею с ниткой блестящих кроваво-черных гранатов. Белизна кожи и блеск драгоценных камней, казалось, соревновались — что ослепительнее. Одной рукой в белой перчатке она придерживала край мантильи, золотые четки скатились почти до локтя, а их изящный бриллиантовый крестик запутался в лепестках голубого банта-цветка, приколотого на юбке; в другой руке подрагивал, поблескивая лаком, тонколистый веер.
Таких женщин во дворце можно было встретить не часто. Красивых и красавиц — множество. Но красота не могла скрыть их внутренней пустоты, надуманного жеманства и кокетства. Здесь же за строгим обликом угадывалась душевная энергия, гордый и пылкий характер.
Спустя некоторое время дама с веером, как мысленно назвал ее маэстро, опять обернулась. Сколько одухотворенности, тонкой интеллектуальности излучали ее глаза! Обаяние ее было так велико, что Веласкес почти рискнул раскланяться. В этот миг дон Хуан де Веллела легонько коснулся рукава его камзола. Осторожный жест друга вернул маэстро к действительности. Позволить себе забыться в такой обстановке придворному художнику! Но бездонная чернота глаз-колодцев опять магнитом притягивала его взгляд к себе, В Веласкесе заговорил художник, увидевший редкую, необыкновенную модель.
— Я предлагаю вам, маэстро, — незаметно наклонившись в сторону друга, тихо проговорил дон Веллела, — в перерыве между актами посетить галерею.
В глазах Веласкеса было удивление.
— Мне хотелось бы, — продолжал дон Хуан, умышленно ничего не замечая, — мне хотелось бы взглянуть на Сурбарана. Говорят, его серия «Подвигов Геркулеса», написанная специально для Буэн Ретиро, заслуживает пристального внимания.
— Но что можно там рассмотреть сейчас, при свете свечей?
Веллела не расслышал или не захотел объяснять. Дону Диего осталось лишь терпеливо ожидать конца действия. Вновь тихий крадущийся гитарный шепот наполнил зал. Занавес упал. Теперь можно было покинуть зал театра.
Граф Оливарес не пожалел средств на убранство дворца. Во внутренних комнатах сверкали позолотой канделябры, вглядывались друг в друга, бесконечно повторяясь, зеркала. На стенах висели полотна, целые собрания картин, которыми мог бы гордиться любой музей мира. Веласкеса вдруг потянуло в Зал Королей, где жило его детище — «Сдача Бреды». И он, никем не замеченный, направился туда. В который раз стоял он вот так перед полотном, глядя на него то как художник, то как зритель. Ничего не изменилось на картине. Комендант Нассау все еще протягивал утонченному Спиноле большой темный ключ, который сейчас, при вечернем освещении, резко выделялся на светлом фоне. Все присутствовавшие при передаче по-прежнему были увлечены событием, и только двое, как и прежде, молодой голландец с открытым привлекательным лицом, одетый в серый костюм, да гранд в белополой громадной шляпе, смотрели на маэстро с вечным вопросом во взгляде — что же будет дальше?
Внезапно Веласкес почувствовал, что за его плечами кто-то стоит. Он резко повернулся. Незнакомка была от него всего шагах в пяти. Она сделала шаг вперед. Мантилья от резкого движения упала ей на плечи, открыв кольца темных, как полночь, кудрей.