Вадим знал, что и заговор уже не поможет. Ноги, кажется, отнялись, а остальное тело, которое он еще мог ощущать, непрерывно трясло от непонятного холода. По краю зрения наползала тьма, обрамляя лицо Селены.
Горница вокруг них полыхала, но Вадим не чувствовал никакого жара, только горький дым забивал легкие на последних вдохах. Он хотел сказать ведьме, чтобы она уходила. Огонь ей не страшен, но скоро сверху на них посыплется прогоревшая крыша избы. Хотел сказать, но не мог. И уже не только из-за кляпа во рту.
— Надо выбираться, — будто очнулась Селена, но вместо этого зачем-то принялась пережигать веревки, стягивающие тело Вадима.
Глупая. Я ведь даже не смогу встать.
Но ведьма не могла читать его мысли, а если бы и прочла — послала бы лесом. Расправившись с путами, она ухватила его за руку, закидывая ее себе на шею, потянула и заревела пуще прежнего, понимая, что не справится, но не бросая попыток.
Вадим из последних сил вырвал руку, грубо оттолкнул Селену от себя и попытался освободить рот. Она снова бросилась к нему, желая помочь, но бледные пальцы тряслись, никак не в силах ухватиться за кляп.
Грохнула дверь, ведущая в сени, но из-за рева пламени этого почти не было слышно. А мгновение спустя рыдающую ведьму ухватили за плечи чьи-то руки, рывком заставляя встать с пола.
— К выходу. Быстро! — рявкнул невесть откуда взявшийся наемник, наклоняясь, поднимая Вадима.
Он не мог сам переставлять ноги, но Велемир легко тащил его через огненный ад, закинув руку стражника на свое плечо. Вадим позволил себе закрыть глаза и сосредоточил остатки сил на том, чтобы просто дышать, хотя воздуха почти не осталось.
Они вышли в ночь, отгоняемую пламенем пожара. Вадим ощутил под лопатками твердую землю. Звезды над ним, прорезающие своим светом даже зарево, стыло мерцали в черной глубине, и стражник неосознанно вцепился пальцами в траву: ему казалось, что его раскачивает, утягивает, уносит в глубину. Что он сейчас сорвется и полетит в нее, как в пропасть, и угодит на острые, холодные пики звездного света. Это было неизбежно, но хотелось еще на мгновение задержаться здесь.
Вадиму не давали лежать спокойно. Доспех на его груди рванули сильные руки, отбрасывая в сторону, они же задрали рубаху, зажали рану.
— Селена, сделай что-нибудь! Ты можешь? — голос наемника над самым ухом.
Ведьма не отвечала, и Вадим перевел взгляд на ее бледное лицо, покрытое копотью, улыбнулся ей, как мог, и в уголке его губ надулся кровавый пузырик. Лопнул.
— Прости меня… — шептала ведьма. — Прости… прости.
Он сглотнул собственную кровь, слабо качнул головой из стороны в сторону. Шепнул:
— Спасибо…
Пальцы, цепляющиеся за траву, разжались. Он обрушился в недра тьмы над ним, и тьма неожиданно ласково обволокла его угасающее сознание, увлекая к звездам.
Пламя взвивалось высоко к небу, и треск горящего дерева разносился по всей округе. Селяне на этот раз уже не могли отсиживаться в домах, ведь пожар — общая беда для всей деревни. Вокруг сновали и гомонили люди. Громко охали бабы, ругались мужики, таская воду из колодца и поливая все вокруг, чтобы огонь не пошел дальше.
Велемир сидел на траве и провожал взглядом искры, которые отделялись от Вадима, ускользая в небо выше зарева пожара. Тело мертвого стражника будто светилось изнутри и таяло на глазах яркими огоньками. Ведьма шептала свой заговор:
— …пусть сгорает без остатка, пусть сгорает изнутри… — ее ладони ласково гладили окровавленное лицо друга.
Она больше не плакала, а голос был тихим, но твердым. Наемник смотрел на ее спину, несколько раз тянул руку, но коснуться так и не смел. Он чувствовал себя лишним здесь, в ее скорби, которая была настолько ощутимой, что еще немного, и придавит к земле.
Ведьма сидела прямо.
Маина сперва теребила Веля, зло шепча, что Ратмир может вернуться в любую секунду, что еще неизвестно, где Агвид и его ведьмы, ведь они убили лишь одну, прежде чем войти в дом. Но, так и не сумев сдвинуть наемника с места, махнула рукой и ускользнула на внутренний двор, где, испуганные пожаром, истерично ржали кони.
Сейчас ему было плевать на все. Селена сжигала тело своего почившего друга, а Вель смотрел и смотрел на нее, и не мог насмотреться. Пожирал взглядом каждый ведьмин волосок, и был счастлив, что она жива, и был виноват в этом счастье, ведь сама она скорбела, но он не мог отделаться от мысли, что его не тронула бы сейчас ни одна смерть, потому что Селена была жива и сидела рядом. Глупое сердце радостно билось в ребра, гоняя кровь, медом разливая по мышцам облегчение, и не думалось внятно вообще ни о чем, только одна мысль крутилась у виска: больше никуда не отпущу, никому не отдам и убью любого, кто посягнет.