Когда Вель вернулся из леса, она уже не спала. Сидела в сене, обхватив точеные плечи руками, и… плакала. Точнее, не так. Плакала она раньше, а как только его завидела, тут же принялась яростно растирать щеки руками и хлопать длинными ресницами.
— Ты чего это слезы льешь? — с подозрением спросил Вель, так и замерев на середине лестницы, что из житницы на сеновал вела.
— Пыльно здесь, — звенящим голосом ответила ведьма и отвернулась, делая вид, что в сумке у себя что-то ищет.
— Ну да, — хмыкнул он, взобравшись, наконец, по лестнице. Подошел к ней ближе, помялся, ощущая от чего-то жуткую неловкость, будто застукал ее за каким-то непотребством. — Обидел кто?
— Да кто меня обидит, наемник. Один ты зубоскалишь постоянно.
— Так я ж не всерьез., — он присел на мягкое сено рядом, зайца у ног положил. — Нашла из-за чего плакать!
— Да причем здесь ты, — отмахнулась она.
— Так расскажи, что случилось.
— Тебе какое дело до моих печалей?
— Седьмой день уже вместе путешествуем. Привык к тебе, хоть и заноза ты страшная. Страшная не в том смысле, что., — он неожиданно замялся, удивляясь самому себе, ведь сроду за словом в карман не лез. Ведьма взглянула на него из-под длинных ресниц с любопытством. — Да красивая ты, красивая! Только вот ожидать от тебя чего угодно можно.
— От вас, людей, тоже ничего хорошего не жди, — фыркнула Селена.
— Чего это ты всех под одну гребенку?
— А ты чего? Раз я ведьма, то сразу зло во плоти?
Вель не нашелся с ответом, уставился в пол, подтолкнул к ней ногой тушку зайца.
— Я у тебя, между прочим, добытчик, — заявил он гордо и расправил широкие плечи. — Сейчас освежую, а из шкуры мы тебе шапку заячью сошьем. Будешь на ночь на уши натягивать, чтоб вой этот проклятущий не слышать.
Ведьма взглянула на зайца, а затем расхохоталась в голос, заливаясь колокольчиком, и Вель не удержался, улыбнулся в ответ.
— Так вот ты чего в лес шастал. В следующий раз меня зови, охотник. Я тебе всех зайцев в округе выманю, только за уши собирай, как репу.
— Шутить изволишь?
— Ничуть. Ко мне мужики не только за зельем на мужскую силу шастают. Я и стрелы охотничьи заговорить могу.
— Что ж ты за ведьма такая? Не простая ведь закликуха[6].
— Не простая, — кивнула она.
— Кто же тебя научил всему?
— Я не ученая, я рожденная. Чему-то мать выучила, сколько успела. Остальное сама… Хочешь жить — умей вертеться, — ведьма замолчала, принялась перебирать тонкими пальцами сухую траву, а потом неожиданно заявила: — Она снилась мне сегодня.
— Мать?
— Да. Гроза ночью была. Она часто мне в грозу снится.
— Ты потому плакала?
— Собирайся, наемник, — Селена отбросила траву, решительно встала на ноги и пошла спускаться вниз, в житницу. — Нам ехать пора. Зайца своего на привале свежевать будешь.
— Должен быть здесь мост, — упрямо заявил Вель, глядя на плавное течение реки. — Я у местных из той деревушки уточнял.
— Был да сплыл, — хмыкнула я. — Придется выше по течению пройти, поискать брод.
— Время потеряем, не успеем до захода солнца в город добраться.
— В лесу заночуем, значит.
— А как же дух?
— Сегодня последний день. Лютовать будет пуще прежнего. Лучше раньше на привал встать, подготовиться, а то в дороге застанет — тяжко придется.
Вель не стал отвечать, кивнул молча и направил своего коня вдоль берега выше по течению. Я удивленно приподняла брови, но двинулась следом.
До заката было далеко, однако день угасал. Солнечные лучи удлинялись, ласково грели веки, ложились в высокую траву, золотили песок на дороге под лошадиными копытами. Конь мой шел степенным шагом, и мерное покачивание в седле усыпляло. Воздух свежел, готовясь лечь в поля туманом.
Воспоминания о ночном кошмаре почти поблекли в памяти, уже не тревожа мой разум. Сколько раз мне снилось это и сколько раз еще приснится? Кажется, отголоски той грозы будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь, и с этим придется просто смириться.
Я глубоко погрузилась в свои мысли и даже не сразу заметила, что что-то не так. Допевали свои песни птицы, шмели жужжали, деловито снуя от цветка к цветку, в реке изредка плескалась рыба, но какого-то звука явно не доставало. Стоило мне об этом задуматься, как до меня дошло…
6
Закликухой называли ведьму, которая портила скотину или отбирала у нее молоко. Например, в Петров день залезала на крышу или на высокую копну сена и оттуда громко кликала, перечисляя имена всех коров, имеющихся в деревне. После этого корова ведьмы давала много жирного молока, а скотина соседей наоборот молоко теряла.