— А как величать-то твою богиню? — губы девицы искривились в усмешке.
Вель замер, улыбнулся блаженно, щуря глаза, и медленно, стремясь распробовать на вкус каждый божественный звук этого имени, протянул:
— Демир-а-а… — и на последнем, самом чудесном звуке с медовым послевкусием наглая девица плеснула из своего бурдюка ему в лицо.
От неожиданности он отшатнулся и тут же глубоко вдохнул. Хотел воздуха побольше набрать, чтобы послать эту чертовку так далеко, как только можно, но захлебнулся водой, попавшей в рот, пошедшей не в то горло. Вель попытался сплюнуть, закашлялся, чувствуя, как страшная горечь разливается по языку и сползает по пищеводу, отчего захотелось наизнанку вывернуться.
Вдохнуть снова никак не получалось, а гадкая вода уже раскаленными углями упала в желудок и теперь обжигала внутренности. Рот наполнился горькой слюной. Наемник давился, отплевывался…
Затошнило, закружилась голова, а перед глазами плыли купальские костры, сливаясь в одно большое пятно. В голове отчаянно билась мысль, что девица эта отравила его, и не видать ему больше… кого?
Колени дрогнули, подгибаясь, и Вель рухнул на песок, чувствуя, как холод, терзавший его до встречи с этой чертовкой, сменяется внутренним жаром. На и без того мокром лбу выступила испарина, мышцы пекло прямо под кожей, и хотелось содрать ее с себя, выбросить…
Чьи-то прохладные руки легли ему на лицо. Вель попытался сосредоточить взгляд и понял, что это та самая девица. Упала рядом с ним на колени в песок, гладит ему скулы и лоб, и от этого почему-то становится легче. Сквозь застилающую разум муть он вдруг заметил, что глаза у нее зеленее лета, с длинными, острыми ресницами. Как два капкана…
— Я знаю, что плохо, — в ушах Веля бешено стучала кровь, и голос девушки казался приглушенным. — Сильная зараза в тебе сидит, но цветок ее вытравит. Потерпи…
А Вель смотрел в эти глаза, цепляясь за них затуманенным разумом, и в голове все какая-то мысль стучала, билась о стенки черепа, скреблась, а тело тряслось в лихорадке.
— Свобода, Вель, — шептала она, стирая прохладной ладонью испарину с его лба. — Ты не раб, слышишь? Свобода горька, болью дается, но ты справишься…
Он почти не понимал, что она говорит, но голос ее хотелось слышать: он был маяком в наплывающем на сознание тумане. Вель поднял руку, протянул… Это стоило ему неимоверных усилий, но так хотелось ее коснуться, удержаться от падения в разверзающуюся под ним пропасть. Она поняла, сжала его ладонь холодными пальцами, прижалась губами…
И тут его тело сотрясла сильная судорога, подбрасывая, выгибая хребет до хруста. Вель прикусил язык, и рот тут же наполнился горячей кровью с металлическим привкусом. Яркой вспышкой в голове сверкнуло имя, на этот раз нужное, правильное.
— Селена… — прохрипел Вель раздраженным, отравленным горлом, но она замотала головой, снова гладя его по лицу.
— Молчи, береги силы. Мне с Демирой надо разобраться, — самое восхитительное в мире имя уже не вызывало у наемника никакого отклика. — А ты побудь тут. Все уже закончилось. Теперь легче будет. Ты справился…
В зеленых глазах накипели слезы и рухнули вниз по щекам, оставляя за собой влажные, кривые дорожки…
Ведьма моргнула, капканы захлопнулись.
Боль ушла. Горечь тоже, но и сознание упорно стремилось прочь, не хотело возвращаться, ускользало, хотя Вель цеплялся за него изо всех сил. Селена в последний раз погладила его по мокрым волосам, шепнула:
— Я вернусь…
И ушла, оставляя после себя запах диких трав.
Вель рванулся за ней из последних сил, но только упал лицом в песок. И наступила тьма…
В груди клокотала ярость, какой я прежде не испытывала, но надо было держать себя в руках. Надо сделать все правильно, нельзя давать волю гневу.
Путь мой лежал через песчаную косу к главному купальскому костру, где в белых одеждах грелась в лучах людского почитания Демира. У ног ее сидел Дмитрий, с обожанием заглядывая в лицо ведуньи, и я крепче сжала в руке бурдюк с остатками волшебной воды: освобожу его, как только смогу.
Люди будто чуяли что-то, исходящее от меня: расступались безропотно, даже в след боялись глядеть, отводя глаза от греха. И Демира заметила мое приближение, склонила к плечу голову, улыбнулась дразнящими зубами.
— Что, Селена, пожаловала на праздник? С братцем хочешь на последок повидаться? Он за водой пошел, скоро будет. Дам вам проститься. Даже прикажу ему тебя обнять…
— Нет, Демира, — я покачала головой, останавливаясь от нее в нескольких шагах. — Брат мой не вернется к тебе. Так что я не за ним. Я за тобой.