Демира замерла лишь на секунду, а потом бросилась опять свой заговор начитывать, да только капля лабрадорита уже легла мне на язык…
— Принимаю дар твой, мама…
Полыхнуло синим и тут же погасло пламя всех костров по берегу, а в далеком лесу завыли, надрываясь, волки. Нервы у тех людей, что, не совладав со своим любопытством, еще оставались на косе, на этот раз не выдержали, и народ с криками бросился в рассыпную, кто куда, подальше от этого места.
Глаза ведуньи, подернутые бельмом, расширились от ужаса, когда я в два шага настигла ее и схватила за морщинистую руку, забирая колдовской дар. Тонкие, высохшие губы еще шептали заклинание, будто Демира никак верить не хотела, что отныне из ее уст это просто пустые слова, не более. А я уже нащупывала в поясной сумке лабрадорит, Агвидом подаренный. Жаль камня, но ни один другой из имеющихся дар этот не удержит. Сильная тварь попалась.
Демира дочитала заговор, уставилась на меня неверяще, заново принялась читать, подвывая, всхлипывая. Бросила на середине, зарыдала, оседая на землю.
— Поняли люди, что ты у них украла, или нет, но советую тебе найти нору поглубже и зарыться туда получше. И там свои дни коротать, — молвила я, пряча потеплевший камень обратно в сумку. — А то неровен час сожгут. Сомневаюсь, что ты с огнем дружишь так же, как я.
— Сволочь! — рыдала ведунья, размазывая скупые слезы по рябым щекам. — Скотина проклятущая!
— Полегче, — поморщилась я. — Не пристало пожилой женщине так грязно ругаться. Замуж тебя, понятно, не возьмут. Но лицо-то сохранять надобно…
Вель сидел на песке, устало свесив голову, а рядом распластался сраженный Дмитрий. Под правым глазом у него наливался соком огромный синяк, рука была вывихнута, кажется… Крепче он оказался, чем наемник думал.
Селена подошла, опустилась рядом на колени, и он тут же сгреб ее в охапку, прижимая к груди, зарываясь носом в мягкие волосы.
— Ты ж не сильно его убил? — спросила ведьма, утыкаясь в его плечо.
— Меня самого чуть на тот свет не отправили, а ты о каком-то бугровщике печешься? — пожурил ее Вель.
— Но ведь не отправили же. Хотя досталось тебе знатно… Я думала, ты лучше дерешься, наемник.
— А я думал, ты лучше колдуешь, ведьма, — рассмеялся он. — Что за дрянь горькую ты мне дала?
— Кочедыжник. Только его цвет способен такое колдовство развеять.
— Так это же сказки все, — удивился Вель.
— Сказки, не сказки, — устало вздохнула Селена. — А помогло ведь.
— Помогло… Спасибо тебе, — он отстранился слегка и поцеловал ее робко, в самый уголок красивых губ. Стал ждать снова, когда зубы заболят…
Не болели.
Губы Селены приоткрылись ему навстречу, и он понял, что можно, и поцеловал ее уже по-настоящему, замирая всем нутром, почти не дыша, боясь спугнуть это маленькое чудо и хмелея от запаха диких трав.
Мир вокруг исчез, растворился в этом запахе. Не было больше ни звездного неба, ни речного песка, ни стенающей на все лады старой ведьмы, только мягкие, теплые губы и длинные ресницы, которые подрагивали, лаская кожу на его лице…
А потом в себя пришел бугровщик, застонал, заворочался, и волшебство закончилось. Селена отстранилась, вскакивая на ноги, велела:
— Держи его, я сейчас!
Вель устало вздохнул, навалился на Дмитрия, заламывая ему руки и утыкая мордой в песок, спросил недовольно:
— Сколько же раз тебе по башке дать надо, чтоб ты успокоился?
— Не надо по башке, — Селена вернулась, неся свой бурдюк. — Рот ему открой и держи.
Наемник послушно перехватил руки мужчины одной своей, а потом сдавил ему челюсти, разжимая их, и ведьма быстро влила в горло бугровщика воду, нашептывая что-то. Он дергался и хрипел сперва, но вскоре затих.
— Я его усыпила, — пояснила Селена. — Сутки теперь проспит, пока приворот из него выходить будет.
— Я бы тоже вздремнул, — зевнул Вель. — Ночка знатная выдалась, давно так не веселился.
— Кони наши недалеко, у леса привязаны. Сможем добраться или ты совсем без сил?
— Я то еще ничего, а вот ты… — наемник красноречиво кивнул на ведьму.
Она окинула себя смущенным взглядом, но всей картины видеть не могла: лицо в крови, платье в грязи, один рукав порван, и сквозь прорехи видны темные пятна на плече, складывающиеся в отпечаток крупной мужской ладони.
Вель вспомнил, как хватал ее за руки и выдворял из терема Демиры, оставляя кровоподтеки на нежной коже. Прохрипел:
— Прости.
— За что? — она удивленно вскинула голову.