Когда мы к нужному дому подходили, я заметила большой валун в узком проулке между двумя избами, притормозила. Камень, судя по всему, лежал здесь уже давно: успел основанием в почве утонуть и порасти мхом. На его поверхности смутно проступала истершаяся руна.
Я высвободила у Веля свою руку, подошла ближе и присмотрелась. Руна была очень знакомой, я сама такие иногда рисовала на небольших чурках, которые пастухи потом расставляли на границах пастбищ, чтоб скотина не разбегалась. Только тут знак немного иной был…
— Что там? — заинтересовался наемник, да и бугровщик тоже поверх моего плеча взглянул.
— Да так, — отмахнулась я. — Пошли, а то время к полудню.
Под навесом кузницы мы нашли ее хозяина: мужика, не ниже ростом, чем Вель, а в плечах даже шире, и с бородой до груди, заплетенной в две толстые косы цвета меди. Выдающийся нос был испачкан сажей, что придавало кузнецу почему-то добродушный, несмотря на его внушительную фигуру, вид.
Рядом с ним скромно топтался еще один мужик, тоже весьма богатырского телосложения, в длинной, до земли, черной рясе, поверх которой болтался большой нательный крест.
— Здравствуй, мастер, — Вель слегка поклонился мужикам. — И ты здравствуй, святой отец…
Пока наемник с кузнецом любезностями обменивались, священник подошел ко мне, спросил заботливо:
— Как ты, девица? Слыхал, что в лесу нашем с тобой беда приключилась.
— Уже хорошо, спасибо, — я натянуто улыбнулась, стараясь не смотреть в его добродушные глаза. А ну как на исповедь пригласит…
— Ох, кто бы нас от этого колдовства проклятого избавил, прости господи, — поп сплюнул через плечо и истово перекрестился. — Как же тебя угораздило-то? И раньше там люди блуждали, но до села нашего невредимыми добирались…
— Так животина какая-то лесная раскопала яму на перекрестке, а там дрянь эта лежит, — вступил в беседу бугровщик, за что я ему была благодарна.
— Дрянь? — живо заинтересовался поп, подался поближе, жестом поощряя Митю продолжать рассказ.
— Ага, из костей и волос. Гадость жуткая. Вот невестушка моя и хватанула ее голыми руками. С детства ведь любопытная была, везде свой нос совала. Уж я ее отговаривал, да где там…
Дмитрий говорил, а у меня в ушах шумело от злости. Невестушка?! То, что в бане за мной подглядывал, я простила. Но это уже чересчур. Ох, и поболят сегодня чьи-то зубы…
-… вы бы крестный ход какой туда снарядили, батюшка, — продолжал заливаться бугровщик. — Негоже это просто так оставлять, еще кто набредет да к праотцам отправится.
— Да-да, — закивал священник. — Прав ты, добрый молодец. Надо, надо.
— Освятить там все! — не унимался Дмитрий. — И табличку с предостережением повесить! И цепью оковать!
— Ох, батюшки, — поп хлопнул себя по высокому лбу. — Заболтался я с вами. Кузьма!
— Ага, — зычным басом отозвался кузнец, все это время беседовавший с Велем.
— У меня ж петля на храмовой двери лопнула. Исправить бы.
— Исправлю, отец. Сегодня же загляну, дай только с добрым молодцем дела закончить.
— Конечно, — кивнул священник. — Пойду я, обедня скоро. Благослови вас бог.
Осенив всех одним размашистым крестом напоследок, поп отправился восвояси, и мы остались вчетвером.
— Коней приводите, быстро управлюсь, — кузнец почесал в затылке мощной ручищей. — А вот с мечом сложнее. Не скуешь хороший меч за день, сами понимаете.
— Понимаем, — кивнул Вель. — Готовые есть?
— У нас село маленькое, воинов тут не водится, — развел руками Кузьма.
— И что же? — наемник неожиданно хитро прищурился и одарил кузнеца улыбкой. — Скажи еще, что ты оружие не куешь.
— Кую, — сказал, как покаялся Кузьма, склоняя большую голову. — Сам не ведаю, для кого, но люблю до смерти!
— Похвастаешь? — лез под кожу наемник. — Уж я смогу оценить работу истинного мастера.
— Эх, уговорил, велеречивый. Пошли! — и Кузьма повел нас в саму кузню.
Внутри душно было, как в бане, пылала печь. На верстаке рядом с ней заготовки разные разложены были, в том числе и стеклянные болванки, которые меня тут же заинтересовали.
— Так это ты, добрый человек, все село остеклил? — как бы между прочим поинтересовалась я.
— Я, — снова смутился кузнец. — Еще и бусы всякие девкам делаю и прочие безделицы. Они это дело любят, да и мне приятно со стеклом возиться.
— Знатный ты мастер, — протянула я задумчиво. — У нас в столице и то такого нет. Ярл из соседнего княжества стекло покупал. Я слыхала, для работы такой очень сильный жар нужен…
— А то как же! У нас тут печник живет — золотые руки! — принялся пояснять Кузьма. — Он мне горнило и сладил. Пышет — будь здоров!
Ты смотри, и кузнец-стеклодув тут у них, и резчик по дереву такой, что работой его залюбуешься, и чудо-печник… Прямо не приграничное село, а кладезь ремесленников.
— Вот, — кузнец тем временем содрал какое-то грязное покрывало, под которым оказалась стойка с оружием. — Все, что есть. Смотри, молодец, любуйся.
Вель замер перед стойкой, деловито оглядывая представленный арсенал: пара мечей, несколько кинжалов, клевец, секира, шестопер… Я в этом была ни в зуб ногой, но выглядели железяки весьма искусно, украшены были узором тонкой ковки и притягательно поблескивали в печном свете.
— Что скажешь? — Кузьма сложил на груди руки и выжидающе смотрел на наемника, не выражая, впрочем, никаких сомнений в произведенном впечатлении.
— Я привык оружие в руках держать, а не разглядывать, — снова хитро прищурился Вель.
— Вот стервец, а?! — восхитился мастер. — Твоя взяла! Выбирай орудие по душе и ай-да во двор. Потягаемся с тобой, и, коль победишь, задаром отдам.
— Мы заплатим, мастер, сколько скажешь, — попробовала было вмешаться я.
— Не продается, — твердо заявил он, тряхнув косами бороды. — Я в него душу вкладывал и отдам только достойному воину.
Мужики… Я примерила на себя этот принцип: «Здравствуйте, уважаемые, вот ваш камень с даром умершего родственника. Докажите-ка теперь, что достойны!».
Бред…
— Не все в нашем мире купить можно, — добродушно протянул кузнец, заметив выражение моего лица. — Чтобы мое оружие в руках держать, талант нужен, а он не продается!
Ох, милок, продается, да еще как. Жил бы ты в столице, и твои дары уплыли бы родне через мои руки за энную плату…
— Не спорь, сестрица, — вступил Вель. — Неужели думаешь, что он меня одолеет? Без обид, Кузьма.
— Не знаю, не знаю, — хмыкнула я. — Дмитрий тебе тогда знатно в ребра приложил.
Бугровщик от моих слов не преминул гордо выпятить грудь.
— Так я же… пьяный был, — наемник посмотрел на меня с укоризной, затем, наконец, определился с выбором.
Со стойки был бережно снят меч в длину руки. Вель крепко сжал рукоять, крутанул пару раз кистью, затем изящно подбросил клинок и поймал плашмя на ребро ладони, взвесил. Судя по тому, что я увидела, баланс у оружия был идеальный. Наемник снова подбросил его, поймал за рукоять и лезвие к глазам поднес. Чиркнул по нему подушечкой большого пальца, и в воздухе тоненько запел металл, свидетельствуя об остроте меча.
— Хорош, — довольно улыбнулся Вель. — Ну, пошли, что ли? Потешу тебя боем в благодарность за меч.
— Экий ты быстрый, — заржал Кузьма, беря со стойки шестопер. — Одолей сперва, а потом благодарить будешь. И не надейся на легкую победу. У меня отец войну прошел, научил сына кое-чему.
Мужики, радостно галдя, повалили во двор. Я осталась в кузне, закатила глаза и вздохнула тяжело, впрочем, тут же закашлявшись от копоти и жара. Пришлось тоже на свежий воздух топать.
Вель с Кузьмой вышли чуть ли не на середину улицы, и селяне, занимавшиеся поблизости своими делами, тут же все побросали, уставились с любопытством.
— Хоть увижу, как братец твой мечом машет, — Дмитрий азартно потер ладони. — А то только разговоры одни.