И я подчинилась, ибо смысла спорить уже не видела. Главное, что он проводит меня в нужный дом. В компании со священником как-то спокойнее, хоть и не люблю я их.
Не знаю, сколько времени я провела без сознания, но на улице успело стемнеть. Частично это можно было списать на тучи, которые еще плотнее затянули небо. После жаркой кузни под разошедшимся дождем было холодно, тело сводило ознобом. Поп заметил это, решительно стащил с себя рясу, в одном подряснике оставаясь, и укрыл мне плечи. Скуфья его свалилась с головы в раскисшую от ливня грязь, открывая моему взору белые, как лунь, короткие волосы. Священник посмотрел на свой головной убор огорченно, но махнул рукой, и мы двинулись дальше.
В окнах дома знахарки ни огонька не мелькало, и они напоминали черные провалы мертвых глазниц. Поп принялся, было, стучать в ворота и звать хозяйку, но я осекла его и быстро, насколько позволяла моя слабость, поднялась на крыльцо, толкнула дверь, зажигая на ладони огонь. Уже особо ни на что не надеясь…
В сенях пусто было, а вот в горнице обнаружился связанный по руками и ногам Дмитрий. Рот ему заткнули какой-то тряпкой, так что он, увидев меня, выпучил глаза и замычал яростно.
— Тише-тише, сейчас, — приговаривала я, присаживаясь перед ним и легко пережигая веревки.
Освободившейся рукой он тут же вытащил кляп изо рта и заорал мне в лицо:
— Селена! Господи, я думал, они убили тебя уже! Ты в крови вся!
— Где Вель?
— Увели.
— Куда?
— Я не знаю. Болтали, что к Велесу какому-то.
Я чертыхнулась, вспоминая, что лошади наши так у дома кузнеца и остались. Но хоть понятно, куда дальше идти.
— Когда это было?
— Недавно, — Митя помогал мне с веревками, спеша освободиться. — Получаса не прошло. Ты брата своего усыпила, но перед этим знахарка опоила нас еще. Видать, в еду подмешала. Он без сознания так и был, кузнец его на себе понес.
— Вставай, — скомандовала я и заметалась по горнице в поисках своей сумки.
— Святой отец? — тем временем удивился бугровщик, завидев сунувшегося в горницу попа.
— Он мне помог, — быстро пояснила я, извлекая из сумки свои бусы. Сняла нужный камень, протянула Дмитрию. — Вот. В рот положи и скажи, что дар принимаешь.
— А что это? — его любопытство как всегда не ко времени вылезло.
— Драться научишься. Хоть как-то. Все лучше, чем ничего. Меч Веля здесь еще?
— Вон, под лавкой валяется.
— Отлично. Бери, и пошли.
Дождь не прекращался, и я постоянно оскальзывалась в грязи, вцепляясь в руку Дмитрия. Поп шагал следом за нами. Увидев в избе, как бугровщик дар принимает, он сплюнул, перекрестился, но не возразил ничего, чем несказанно меня порадовал.
До проулка мы добрались весьма быстро, несмотря на темень. Я молилась про себя Перуну и полуднице, чтобы не опоздать, и ноги сами несли меня вперед. Лишь бы Вель жив был. А иначе… Сожгу и кузнеца, и знахарку к чертовой матери!
Вперед, сквозь ветви калины, прямо к идолу. Я уже не шла и даже не бежала — летела туда, по пути зажигая огонь в ладонях, но он то и дело гас от сильного дождя.
— Постой, — Дмитрий потянул меня за руку, и я поморщилась от боли в запястье. — Надо план продумать…
— Какой еще план! — я сердито вырвалась из его ладони, звякнув цепью. — Каждая секунда на счету!
— Кузьма непрост. Ведь это же он ту ловушку в лесу наколдовал? А ты сама говорила, что с такой силой тебе не сладить.
— Плевать, — я рванулась дальше, отбрасывая с пути мокрые ветки…
Они были там, все трое: знахарка, кузнец и Вель, который лежал прямо у подножия идола все еще в бессознательном состоянии. Я впилась в него взглядом, пытаясь понять, жив ли он. Лицо его было умиротворенным, как у спящего, а на теле на первый взгляд никаких ран не сыскалось, и я позволила себе облегченно выдохнуть.
Меня быстро нагнал запыхавшийся бугровщик, схватил за плечо, будто боялся, что я снова удеру. Поп следом вышел из проулка, уставился на кумира, разинув рот, а затем перевел взгляд на своих односельчан:
— Кузьма… Янина! Что же это…
— Если вы его хоть пальцем тронули.., — голос мой звенел от ярости, но никакого впечатления на этих двоих не производил.
— Ты как освободилась? — добродушно удивился кузнец, и в руках его тускло сверкнуло лезвие кинжала.
— Отошли от него, оба! — рявкнула я, снова безрезультатно. Пришлось огонька добавить.
Пламя вспыхнуло на моих ладонях, и на этот раз знахарка с кузнецом отшатнулись, а затем уставились на меня, но не со страхом, как я хотела, а… с жадностью. Огонь плясал на коже, заливаемый дождем, и тускло отражался в глазах Янины и Кузьмы, а я уйму сил тратила, чтобы его сохранить.
— Прочь, я сказала, не то сожгу обоих! Мне плевать, чем вы тут занимаетесь. Мне нужен мой брат. Дайте нам уйти, и я не стану оставлять на месте вашего села пепелище!
И тут огонь зашипел, сдаваясь чертовой воде, погас. Предал меня в самый нужный момент. Кузьма рванулся тут же с места в мою сторону.
Дмитрий храбро заслонил меня собой, замахиваясь мечом, но был играючи отброшен в кусты мощной рукой кузнеца. А затем эта рука ухватила меня за плечо, больно, до синяков сжимая кожу.
— Это ты зря, — процедила я, и в следующий момент кузнец как подкошенный рухнул на землю.
— Как..? — он уперся ладонями в скользкую траву, пытаясь подняться, но ноги его не слушались больше. — Как ты это сделала?!
Дар его, для которого у меня камня не нашлось, полыхнул синим на моей ладони, хлопнул, пропадая, растворяясь в дожде. Навсегда.
— Известно, как, — прозвучало сзади.
Священник выступил из-за моей спины и обошел полукругом, опасаясь приближаться, глядя на меня совершенно по-новому, будто самого Христа узрел.
— Так ты дарокрад, — протянул он.
— Я думала, вы это еще в избе поняли. Не время сейчас…
— Вот, — выдохнул он тихо, перебивая меня. — Вот то, что я всегда искал. Ты, ведьма, можешь дары забирать у живых.
— В каком смысле, искали? — теперь уже я от него попятилась, чуть не споткнувшись о ползающего под ногами кузнеца.
— Всеволод, — застонал тот, все еще барахтаясь в траве, отталкивая от себя знахарку, которая ему помочь пыталась да не могла. — Всеволод, она меня ног лишила! Сделай что-нибудь!
— Так это ты.., — я снова отступила, уперлась спиной в бугровщика, который кое-как с земли поднялся. Посмотрела на мокрые волосы попа. Белые, как лунь. — Твоя дрянь мне в лесу попалась!
Всеволод улыбнулся тонкими губами, и в лице его больше не было ни добродушия, ни заботы. Только черная, сквозящая жажда.
— Я слыхал о таком, но думал, что это сказки, — молвил он. — Ошибся. Полжизни я попом прикидывался, чтобы доступ к мертвым иметь и дары их забирать. Полжизни в храме сидел ночами под вой их неупокоенных душ. И вот теперь воздастся мне сторицей.
Он сделал шаг вперед. Я тут же снова огонь зажгла, а Митя выставил дрожащий в руках меч, но Всеволод рассмеялся только.
— Брось, ведьма, не противься. Только намучаешься перед смертью. Я получу этот дар любой ценой, и мои подношения Велесу щедры будут, как никогда!
— Подавишься, — выплюнула я. — Только сунься — дышать разучишься или видеть. Я лишу тебя даже языка, если хоть пальцем нас тронешь!
— Ты не понимаешь, — он рассмеялся и покачал головой. — Меня нельзя лишить чего-то, я возьму новое, отниму. Я могу убить тебя, даже не прикасаясь, но зачем тебе лишние мучения? Иисус учит нас милосердию…
— Его идол тоже где-то в кустах припрятан? Сколько ты уже награбил, сволочь? Сколько людей здесь пропало?
— Не так много, как мне хотелось бы, — печально вздохнул Всеволод. — Бездарей нынче развелось… Но я даже с такими скудными дарами щедр был: что-то Велесу, что-то людям. Ты же видела, как живется тут хорошо…
— Вы тут все в чужой крови по самые брови, — процедила я. — Зло нельзя оправдать благом. Никогда!
— Я твоего мнения не спрашивал, ведьма, — скривился он. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я сломаю тебя. Янина!