- Ну-ка, на хрен! Иди-ка ты к доктору, пусть он тебя посмотрит. На "шланга" ты не похож, значит тебе и впрямь худо. Давай, давай, пойдем-ка на пару зайдем. А то еще помрешь, не ровен час, прямо в строю. Потом отвечай за тебя по всей полноте ответственности.
У доктора Завгар обратился к Петренко:
- Ну-ка, докторище, глянь, что с ним.
Сказано это было тоном хозяина, приведшего свою скотину на осмотр к ветеринару.
Доктор молча осмотрел Шурика. Завгар сидел, слушая, как доктор задает обязательные в таких случаях вопросы.
- Ну, и что ты скажешь? - обратился Завгар к доктору, когда тот закончил свой осмотр и расспросы.
- Я думаю, он отравился. Надо лечить. Надо, чтобы он ложился в санчасть.
Это серьезное отравление.
Завгар зло посмотрел на Шурика:
- Я так и думал! Что, закосил таки от работы?
Шурик молчал. Завгар вскочил и вышел, с треском захлопнув дверь. Шурик и доктор остались вдвоем.
- Ну что скажешь? Хреново тебе? - спросил доктор.
Шурик кивнул. Помолчав немного он спросил:
- Сань, а это серьезно?
Доктор пожал плечами:
- Ну не смертельно, конечно, но полечить надо.
- А долго?
- Не знаю. Как будешь поправляться. Да, надо сказать об этом, чтобы никто больше там не отравился. Скажу вашему Живульке, что я тебя к себе положил, и чтоб он принимал меры, а то еще кого отравит.
Шурик махнул рукой:
- Вытяжку должны починить, если уже не починили. Но напомнить надо.
Доктор улыбнулся:
- Да, раз ты у меня лежишь, значит - напишешь мне таблички для лекарств и картотеки?
- Какой разговор, конечно, напишу.
- А меня нарисуешь? Я хочу домой картинку послать.
- Нарисую.
- Очень хорошо! - доктор удовлетворенно потер ладони. - Ну, пойду скажу, что ты заболел, и что лечить тебя надо не меньше недели.
- Почему не меньше недели? - поднял брови Шурик.
- Чтобы не спеша успел все написать и нарисовать, - пояснил доктор и вышел.
Если бы Шурику действительно не было бы так плохо, то пребывание в теплом и уютном изоляторе можно было бы назвать настоящим отдыхом. Но каждый раз после еды Шурика выворачивало так жестоко, что он выходил из туалета совершенно разбитый. Доктор дважды промывал желудок Шурику, но облегчения это не приносило, а железный привкус на языке, так и не проходил. За два дня Шурик успел отоспаться, а на третий сам предложил доктору:
- Давай, Саня, я напишу тебе таблички, какие надо.
Опыт оформительской работы у Шурика был довольно богатый. В институте он был постоянным членом редколлегий, плюс к этому он обладал незаурядными художественными способностями. И сейчас его фантазия и твердая рука должны были в очередной раз сослужить ему службу.
Он уселся за стол доктора у него в кабинете и начал работу. Доктор тем временем раскладывал в шкафу медикаменты и прочую свою медицинскую утварь. Внезапно тихонько отворилась дверь, и в кабинет доктора шагнул старшина части - Папа Камский. Папа Камский уставился на Шурика длинным немигающим змеиным взглядом. Шурик сконцентрировался и выдержал этот взгляд. Старшина перевел взгляд на стол, увидел таблички и шагнул вперед. Взяв в руку пару табличек, старшина долго молча изучал их, потом положил назад на стол и спросил у доктора:
- С чем он у тебя лежит?
- С отравлением, товарищ старший прапорщик.
- А, это тот, из котельной, - припомнил старшина, глядя на Шурика. - Так ты значит, еще и писать умеешь?
- Умею..
- Это хорошо. Долго ли он будет у тебя тут валяться, доктор?
Доктор развел руками:
- Пока не поправится. Ему уже получше, а когда совсем поправится, я не знаю.
- Угу. Ну, а неделю он у тебя еще пролежит?
- Я не знаю…
- А я знаю. Пролежит, - Папа Камский шагнул к столу, за которым сидел Шурик. - Завтра к тебе принесут бумагу, тушь, и список наименований с эскизом. Напишешь мне таблички для дверей всех помещений казармы, понял?
- Понял, - огорошено ответил Шурик.
- Вот и хорошо, - кивнул старшина, и, заложив руки за спину, не спеша, вышел из кабинета доктора.
Назавтра Шурик приступил к исполнению заказа старшины. Ему ужасно не хотелось ударить в грязь лицом перед Папой. Таблички получались как из типографии - четкие и аккуратные. Старшина после обеда зашел в медпункт и, увидав первые две сделанные таблички, расплылся в улыбке. Вертя таблички в руках, Папа с уважением поглядывал на Шурика:
- Отличная работа. Молодец. Знаешь, я чувствую - ты здорово умеешь это делать. Доктор, лечи его тщательней.
Старшина ушел, и через пятнадцать минут вернулся вместе с замполитом.
Замполит в части был заметной фигурой и в прямом и в переносном смысле. Замполит был огромный, здоровенный и высоченный детина. По росту он превосходил и Шурика и многих других. В довершение ко всей своей неординарной внешности замполит был еще и огненно рыжий. Рыжие кудрявые волосы, казалось, росли у него по всему его конопатому телу. Они пробивались на щеках, на шее, на горле, вылезали из ушей. Росли они также и на руках замполита, и были особенно заметны на его огромных кулаках и пальцах. У замполита были жесткие прокуренные усы, такого лихого фасона, что сразу становилось понятно, что перед вами военный. Голос у замполита был хриплый, громкий и пронзительный. Когда он говорил, то казалось, что он рычит. А когда он повышал голос, то тембр его можно было бы сравнивать с тембром рева тигра или с отдаленными громовыми раскатами. Чаще всего говорил он выпучивая глаза, надрывно выталкивая слова из своей глотки. Все солдаты части дружно его боялись.
Старшина с гордой улыбкой подал замполиту уже написанные таблички. Замполит схватил их и, шевеля усами, уткнулся в них носом. Таблички были безупречны.
- Вот! - старшину распирало от удовольствия.
- Вижу, вижу, - процедил замполит, поглядывая то на таблички, то на Шурика.
- Надо и мне ему подкинуть работы.
- Не спеши, - осадил его Папа Камский. - Я и так загрузил его работой на все время пребывания в лазарете.
- Значит, продлим время пребывания, - замполит был невозмутим. - Ведь так, доктор? Этого больного нельзя выписывать, пока я сам об этом не скажу. Понял меня?
- Есть, товарищ капитан, - озадаченно откликнулся доктор.
- Молодец, - похвалил его капитан, и снова обратился к Шурику, - Ну, ладно.
Значит, напишешь заказ старшины, и будешь выполнять мое задание. Понятно?
Шурик безразлично пожал плечами:
- Как скажете, товарищ капитан.
- Вот так и скажем.
- А прапорщик Живулько?
Замполит сделал круглые глаза и ощетинил свои рыжие усы:
- Запихни своего Живульку знаешь куда? Я тебе даю задание - ты его исполняешь. Остальное тебя не касается. Понял?
- Понял, - быстро ответил Шурик. Внутреннее чувство самосохранения подсказало ему прекратить разговор. Шурик замолчал.
Замполит еще секунд десять стоял, ощетинившись, потом он дернул плечами и повернул шеей так, как будто воротничок его военной рубашки стал ему безнадежно тесен. Он повернулся на каблуках и вышел из медпункта. Старшина, ухмыляясь, последовал за ним. Доктор проводил их взглядом, и, когда захлопнулась дверь, усмехнувшись, обратился к Шурику:
- Теперь они раскусили - какой ты мастер. Смотри, завалят работой с головой.
- А, - махнул рукой Шурик, - разве это работа - буквы писать. Это отдых.
Если сравнивать мазут на носилках и писанину, то тут, знаешь, у мазута очень невыгодная позиция. Но меня волнует, как Живулько к этому отнесется?
- Как? Плохо отнесется. Он у меня уже много раз спрашивал, когда ты выйдешь отсюда.
- И что же ты ему сказал?
- А так и сказал, что не скоро.
- Ты так считаешь? Но мне уже вовсе не так плохо. Я себя вроде уже лучше чувствую.
- Шура. Я же ему ответил, что ты выйдешь отсюда не скоро. Ведь он же так спросил? Ведь он же не спрашивал у меня, когда ты поправишься, а спросил: когда, мол, выйдет? То, что ты уже практически поправился, я уже ясно вижу. И так же ясно вижу, что выйдешь ты отсюда не скоро.