- Само собой.
- Хе. Устроим им равную жизнь с равными правами. Сволочи, захотели по уставу жить! Когда мне Завгар зуб выбил, тогда никто про устав и не вспоминал. Суки лагерные.
- Да ладно, не злись.
- А что мне остается делать? Меня никто не защищал, когда я был молодым, никто! Да и тебя, кстати, тоже. А чем они лучше нас?
- Да ничем.
- Вот и я о том же. И пусть они летают как худые ракеты. Пусть врубаются в службу. Поверь, у меня и в мыслях не было никого из них притеснять или обижать. Я даже наоборот, думал: пусть они про меня думают хорошо. Но после этой антикампании направленной против нас, которую они, кстати, встретили с криками радости и восторга, я к ним хорошо относиться не могу и не буду. Даже напротив, теперь я чувствую какое то оправдание к тому, чтобы их гонять. Ведь я прав, Шура?
- Да скорее всего прав.
Дверь отворилась и в кабинет проскользнул озадаченный Вовка- Архитектор.
Вид у него был явно ошарашенный.
- Ты чего такой дикий, Вовка? - спросил его Шурик.
В ответ Вовка затравленно хихикнул:
- Знаете, я уже минут сорок как вышел с первого этажа, чтобы попасть на второй. Всем честь отдаю, и погоны пришлось перешить.
- Перешить? Зачем?
- Сизоненко там стоит с линейкой. Меряет что-то в погонах и всех заставляет перешивать у кого неправильно.
Шурик захохотал, откидывая голову назад. Валерка прыснул. Вовка подозрительно посмотрел на них.
- Это что? Это какая-то акция?
- Нет. Это - реакция. Другими словами - ответ на акцию. Помнишь, полмесяца назад было собрание молодых солдат и командиров части, на котором, помимо обоюдных признаний в любви, молодые солдаты трепетно выразили неумолимое желание служить по уставу? Помнишь?
- Помню.
- Вот. Желание молодых солдат удовлетворено.
- А-а-а, - протянул Вовка, - а я думаю, что это с вами.
- Да, да. Ты правильно думаешь. С нами именно это. Но ты не боись. Тут, в этом кабинете, армия начинается только с появлением замполита. В нашей кампании этой фигни нет. И, поскольку, раз ты уже в кампанию втерся, не дрейфь. Ты тут свой. Садись, честь можешь не отдавать.
Вовка с явным облегчением сел на стул.
- А я, по правде сказать, думал, что и вы меня…
- Хреново, что так думал. Это тебе минус. Ну ладно, все, хорош про это.
Тема закрыта.
Вообще можно было сказать, что в части с этого вечера началась жуткая уставщина. То и дело то тут то там слышались крики типа "Товарищ солдат, идите сюда!". Самой популярной стала команда "Отставить!".
Молодые солдаты, по воле командира, оказались в центре мишени. По территории части они теперь перемещались либо бегом, либо строевым шагом. Они без устали отдавали честь солдатам и сержантам части, которые ревностно проверяли правильность прикладывания руки к головному убору, чистоту пряжек, обуви, наличие необходимых документов, правильное расположение поясного ремня и шапки на голове. Оскар проверял у них осанку и правильное положение головы. Доктор придирался к грязным рукам и нестриженым ногтям.
Вовка через неделю откровенно признался Шурику:
- Вроде легче было служить, пока не боролись с дедовщиной.
Шурик удовлетворенно и назидательно поднял указательный палец:
- Вот! Золотые слова! И запомни, Вовка: чем больше тяга к переменам - тем крепче старые порядки.
В конце ноября жизнь в части вернулась в нормальное русло. Закончилась офицерская борьба с дедовщиной. И объяснение тому было самое простое. Сын командира теперь служил в соседней части, и каждую субботу командир забирал сына домой, заезжая за ним. Кроме того, справедливо было бы предположить, что сын, отцом которого является подполковник, командующий целой строевой частью не далее чем в двадцати километрах от твоей собственной, никто обижать и притеснять не рискнет. Так что, в связи с улучшением настроения командирского сына, кампания по искоренению "дедовщины" на Кроне умерла даже раньше, чем предполагал Шурик.
Так же потихоньку завершилась крупномасштабная акция старослужащих по приведению в чувство зарвавшейся молодежи. Примерно двух недель массированного уставного давления хватило для того, чтобы выявить личности с непокорным и наглым характером, после чего к ним были приняты меры "комбинированного" воздействия, по выражению Ионова. Эти меры заключались в том, что после того как бойца ставили в положение, попросту не позволяющее ему выполнить требования устава, после этого его публично обвиняли в нежелании выполнять уставные положения и применяли к нему неуставные меры воспитания, т.е. заставляли отжиматься от пола, приседать до упаду, а когда солдат падал в изнеможении заставляли "отдыхать" сидя на "солдатском стульчике". Тех, на кого не действовали и эти меры, попросту били, предварительно пояснив жертве, что это вынужденная мера, так как устав она выполнять не желает, физическому воспитанию, в буквальном смысле этого слова, не поддается, и, потому, во имя сохранения дисциплины в части…
К чести Шурика и кампании надо заметить, что им к третьей части программы воспитания прибегать не приходилось. Вполне хватало инструментария первых двух частей, чтобы привести в чувство любого зарвавшегося молодого солдатика.
Всех молодых солдат загрузили работой, и они исчезли из коридоров и других публичных мест, предпочитая не попадаться на глаза без надобности.
Беднягу Демина, кстати, как и напророчил Шурик, переместили во взвод охраны помощником свинаря.
Старшина Папа Камский поуспокоился, ибо вид праздношатающегося солдата приводил его, ну, если не в бешенство, то в неспокойное расположение духа.
В один из вечеров, когда в солдатский буфет завезли одеколон Шурик увидел, что его товарищей, Ионова и Мишина нет на построении на ужин. Выйдя из столовой, он увидел, как пунцовый Валера юркнул в сушилку. Шурик решительно направился следом. Там он застал не только Мишина, но и Ионова. И тот и другой находились в явном подпитии и чрезвычайно веселом настроении.
Шурик испуганно уставился на них:
- Вы что? В таком виде?! Одеколоном от вас несет - ФУ!![Image: 1иванов.jpg (23358 bytes)] - Спокойно, Шур, - успокоил его Ионов, - мы потому и не пошли на ужин, чтоб не светиться. Сейчас покушаем с дежурной сменой, возьмем закусочки, и пойдем на гостиницу, продолжать. Идем с нами.
- Я одеколон не пью.
- А пожалуйста, там и водочка есть. Мы ж тебя не пить зовем, а посидеть, побазарить за жизнь.
- О'кей. А кстати, где Макс?
- Кстати, он уже там. Он уж вовсе непристойно выглядит, мы не рискнули его в казарму брать. А ты что - уже поел?
- Вообще-то, да.
- Ну не беда, покушаешь еще с нами, в дежурную смену, и пойдем.
Так они и сделали. После ужина, прихватив с собой селедочки, лука и хлеба, Мишин, Ионов и Шурик по морозу пробежали в гостиницу, где их ожидал пьяный и голодный Макс.
Макс, казалось, спал тут же, на диванчике в комнате дежурного, но при этих словах открыл глаза:
- А-а, пришли…
- Пришли, Макс, пришли.
Макс вяло ворочая языком продолжил:
- А кушать принесли?
- Да, вот здесь.
Макс схватил селедку и с жадностью начал ее поедать:
- Умираю с голоду. Только кто это может понять? Кругом одно быдло…
Мишин вполголоса сказал Шурику:
- Это у него тема сегодняшнего вечера: всех вокруг называет быдлом.
В течение вечера Макс несколько раз засыпал, и разговор сразу переключался на него.
- Что это сегодня он ведет себя так, будто он член королевской фамилии?
- Нажрался, сволочь.
- Ну-ка, налей ему еще одеколону.
- Да водка ж есть.
- Вот еще, водку не него тратить. Налей, говорю, ему одеколону…
Одеколон был налит в стакан, и Ионов пихнул спящего Макса:
- Макс, пить будешь?