Оставив на столе обернутый рушником горшок с разогретым завтраком для сына, Бажен заглянул в комнату, посмотрел на спящего Колояра, скользнул взглядом по стоящему у его кровати посоху первого воина учебной рати и улыбнулся. На миг ему захотелось поправить одеяло, подоткнуть его, словно перед ним спал не юноша, уже на голову переросший отца, а маленький мальчик, но Бажен сдержал порыв отцовских чувств. «Негоже раскисать», — сказал он мысленно самому себе и провел ладонью по начавшему покрываться морщинами лицу.
Джафа редко старели как обычные люди. Обычно они на долгие десятилетия как бы замирали в возрасте плюс-минус сорока лет и, лишь когда им становилось ближе к девяти десяткам, происходило лавинообразное проявление возрастных признаков и они за пару-тройку лет превращались в глубоких стариков. Бажен оказался из той редкой породы воинов бога, кто старел как обычный человек. Более того, из-за случившегося с сыном, он выглядел лет на десять старше реального возраста. «Ничего, еще успею внуков понянчить», — тряхнул он головой, подхватил боевой посох, поправил тяжелое кольцо брони, составляющее с воротом единую систему, и тихим шагом направился к сеням.
Выйдя на улицу и вдохнув прохладный утренний воздух, он недовольно посмотрел на стелющийся по двору туман. Осень Бажен не любил, а уж когда приходили первые холода и появлялся туман… Он снова вспомнил то, как был безмерно счастлив и горд, ожидая рождение долгожданного сына, и то, как стал вдовцом, потеряв свою Ладушку.
— Текматей, — приветствовал командира Радогор.
— Баджакакмете, — кивнул Бажен. — Туман, — поморщился он, протягивая другу руку и здороваясь с ним по настоящему, искренне, а не выполняя ритуальную часть встречи старшего с младшим, да еще с использованием языка богов.
— Скоро развеется, — пожал протянутую ладонь Радогор.
Бажен кивнул и махнул рукой, первым срываясь на бег. Подчиненный ему десяток воинов последовал за командиром, на ходу перестроившись в две шеренги.
— Плохо спалось, — тихо сказал Бажен, стоило отряду оказаться за оградой и углубиться в лес.
— И я полночи ворочался, — шепотом ответил Радогор, бегущий рядом с командиром.
— Еще у кого-то из наших? — огибая дерево спросил Бажен.
— Трое, — коротко доложил Радогор, легко перепрыгивая толстый корень.
Дальнейший путь проделали в молчании. Опытным джафа не требовались слова, им и так все было предельно ясно. Осень — время сбора урожая, свадеб, ярмарок и… набегов-испытаний для молодых джафа. Именно осенью они не просто показывали воинскую доблесть и брали свою первую кровь, но и оказывали максимальное давление на возможности конкурента своего бога.
Гоаулды не слишком-то заботились о благе и быте людей, занимаясь более своими делами и предпочитая править чаще с помощью кнута, чем пряника. Впрочем, вымереть от голода они не позволяли. Должен же кто-то на них работать, вот и помогали. Во-первых, они снабжали своих рабов высокоурожайным семенным материалом, во-вторых, в случае совсем уж крайней нужды, выдавали мубу — особый порошок, ничем не отличимый от муки, но куда более питательный, правда, совершенно безвкусный. И ладно бы только это, но муба имела особенность — она убирала любой привкус и аромат. Жить на такой пище можно, но радости подобный рацион не доставлял совершенно. В определенном смысле — подобное несло мощнейший воспитательный момент. Кто долго жил на мубе, готов был, если не совершить подвиг, так приложить максимум старания, лишь бы не повторять этот опыт.
Десяток витязей перешли на тихий, стелющийся шаг и стали подкрадываться к кромке леса. Чтобы воины, охраняющие чапай, не теряли бдительности, сменщики всегда пытались устроить тихое нападение, изображая из себя группу вражеских диверсантов, высадившихся на планету с помощью космического корабля. В принципе, это была довольно распространенная тактика, забросить отряд на алакеше и одним ударом захватить звездные врата. В случае успеха, через них перебрасывались основные силы, и вместе с атакой из космоса защитникам приходилось отражать внезапный удар в тыл на земле. Впрочем, порой удавалось обойтись только последним.