Спасение Колояра отняло все накопленные запасы питательных веществ. Александру пришлось в буквальном смысле пронизать его тело спешно выращенными отростками-корешками, внедриться ими в кучу органов, проникнуть в массу тканей, и чуть ли не в ручном режиме управлять всем этим. Если бы не появляющиеся сами собой знания о том, что, где и как надо делать, если бы не их практическое воплощение, по уровню сложности оказавшееся на уровне сознательного управления дыханием, он бы не справился. Впрочем, даже со всем этим, Александр провалился в подобие смеси лечебной комы с целебным анабиозом в тот же миг, как осознал — дальше носитель сдюжит сам.
Обожженный ударом молнии Колояр, истощенный, но живой, быстро шел на поправку. Бажен смотрел на сына, уплетающего густую мясную похлебку, больше похожую по консистенции на второе с избытком подливы, и радовался. Мать мальчика умерла родами, она была из простых людей, и Колояр стал тем единственным, ради чего и для кого жил Бажен. В определенном смысле, его можно было счесть еретиком, ведь когда он увидел сына, принесенного с Лысого холма витязями, то сразу решил — если Колояр умрет, он покончит с собой. И мысль о том, что в нем растет дитя бога, не посетила его, а когда все же пришла, он лишь пожал плечами: «Одним богом больше, одним меньше, невелика потеря», — пожал плечами воин.
Когда в их мир пришли боги, Бажен оказался достаточно мал и крепок, чтобы пройти изменения и стать джафа — воином, способным быть сосудом и защитником ребенку бога, и потому он стал витязем. И вместе с тем, он оказался достаточно взрослым, чтобы помнить жизнь без богов. Ему хватило ума не задавать лишних вопросов, подчиниться, и вместе с тем он наблюдал и слушал, делал выводы, и… сомневался. Впрочем, он не собирался бунтовать. Во-первых, видел, что боги принесли с собой не только злое, но и доброе, причем, по его мнению, второго оказалось больше, во-вторых, Бажен понимал — бесполезно. Новые поколения воспитывались пришедшими с богом джафа, верными ему до мозга костей, а их, измененных, считали вторым сортом.
Колояр достаточно окреп, чтобы в первых днях лета самостоятельно выйти из дома. Встав на крыльце и вдохнув полной грудью воздух, он покачнулся и ухватился за деревянный столб, подпирающий козырек сеней. Глаза мальчика заслезились от яркого солнечного света, и он провел ладонью по ежику отрастающих волос. Осмотревшись, он решил пойти к амбару, посидеть в тенечке на колоде для колки дров. Очень уж чувствительной оказалась тонкая и нежная кожица, чтобы находиться на полуденном зное.
Не успел он толком расположиться, как во двор вошел старый волхв Витомир. Колояр тут же вскочил и поклонился, не забыв поздороваться, как учили.
— Да будет бог наш милостив к тебе, отрок, — кивнул Витомир, и махнул рукой, то ли благословил, то ли просто предложил садиться.
— Бати дома нет, он чапай охраняет, — сказал Колояр, опускаясь обратно на колоду.
— Ведаю, — улыбнулся Витомир, присаживаясь на распиленные для колки чушки. — Не к нему я пришел. К тебе заглянул. Здоровье как твое, самочувствие ли ладное?
— Хорошо все, только слаб еще немного, а так, — Колояр пожал плечами и рукой махнул, мол, сами видите, хожу уже, вон, даже на воздух вышел.
— Силен ты и крепок оказался, словно дубок молодой. Сына бога спас и сохранил, — благожелательно кивнул Витомир.
— Да? — удивился Колояр. — А я думал, это он меня…
— Ну что ты, разве ж может младенец беспомощный сделать что-то? — усмехнулся Витомир. — Боги могучи и мудры, но без нас в качестве сосудов они ничто. Мы растим их в себе, храним, оберегаем, и собой питаем.
— Не знал, не рассказывали нам такого, — захлопал глазами Колояр.
— Так на воина ты учишься, витязем Кощеевым стать суждено тебе, зачем же джафа тебе голову ерундой разной забивать, в бою бесполезной? — с прищуром посмотрел Витомир.
— Ну… — почесал затылок Колояр, — незачем, — решил он.
— Вот, а тебя истинные боги отметили, те, в которых мы испокон веков веруем, — кивнул Витомир.
— Истинные? — приоткрыв рот и вскинув брови, Колояр уставился на старого волхва.