Лыков благоразумно промолчал. Упоминать, что единственный выживший из всех их детей сын не отличался ни красотой, ни храбростью было себе дороже. Кроме того, к учению отрок был неприлежен, грамоту освоил еле-еле, а все время пропадал на заднем дворе с кузнецом и оружейником. Он тут же пожалел, что поделился с женой. Теперь волей-неволей придется добиваться Софьиной милости.
Прасковья же после разговора с мужем прямиком направилась на задний двор, дворовые, как только увидали барыню, сразу зашевелились, изображая усердную работу. Но Прасковье было не до них, она только беззлобно дала оплеуху неловкой девке, разлившей лохань с помоями, и направилась к грохочущей и пыщащей жаром кузнице. Внутри голые до пояса и черные от дыма фигуры ловко двигались от наковальни к чану с водой и кипевшему на огне переливающемуся красным золотом металлу.
– Васятка! Васятка! – постаралась перекричать она звон молотков.
Одна фигура отделилась о остальных и направилась к барыне.
– Маменька! Что-то случилось?!
Прасковья выволокла фигуру на воздух и поставила перед собой, грозно уперев руки в боки. Высокий и угловатый парень в кожаном фартуке неловко улыбнулся.
– Опять ты здесь! Ведь кто узнает, сраму не оберешься! Сын дворянина Государева двора и с кузнецами якшается! Разве тебе пристало своими руками работать-то?! Грех это!
– Так мне нравится в кузне-то, маменька! Да и какой это грех, посмотри какой топор я сегодня выковал, даже Архип удивился!
– Топор! И за что мне наказание такое! Вымойся сейчас же и пойдешь с тятенькой во дворец Великого князя!
– Что я там забыл?! – насупился юноша. – Да и не умею я все это, маменька, лучше я на кузне!
– Сказано тебе, иди сейчас же мойся и одевайся! – приказала Прасковья. Парень со вздохом последовал за ней. Перед крыльцом поотстал, словно примериваясь, куда бы скрыться.
– И не думай даже! – не оборачиваясь посоветовала Прасковья. – Иначе вообще к кузнице не подпущу, а Архипа твоего в дальнюю деревню отправлю, он – холоп наш, деваться ему некуда. Услышав угрозу, парень побледнел и с обреченным видом последовал в дом.
Глава 2
Верховная боярыня или, что было для нее гораздо привычнее, придворная дама Великой княгини Московской Софьи Палеолог, Анна Рикарди сидела за столом в своей спальне. Хотя эту светлицу назвать спальней можно было лишь с большой натяжкой. Комната больше походила на рабочий кабинет, настолько она была плотно, до потолка, уставлена полками с тяжелыми рукописными томами и свитками самых разных величин и размеров. Анна поежилась и закуталась понадежнее в заячью душегрейку. Конец октября, а холодно, словно зимой. Все бы отдала, лишь бы осень продлилась еще немножко. Но зима, холодная русская зима с долгими вечерами и снежными бурями, неумолимо приближалась. За пять лет она привыкла уже ко всему в этой странной стране, только зима по-прежнему была в тягость. Нет, конечно, один-два месяца проходили очень даже весело. Но под конец ее всегда начинало лихорадить, и только бурная деятельность отвлекала от тоски. Впрочем, и эта зима пройдет, бодро утешила она себя и встала из-за стола.
Только сейчас почувствовала, как устала. Весь день провела за книгами, пытаясь расшифровать рукопись, о существовании которой узнала год назад и потратила шесть месяцев на поиски. Следы рукописи вели в один из горных монастырей Сербии. И вот, наконец, свиток был перед ней, но задача легче от этого не стала. Тем временем дверь приоткрылась, и в комнату неслышной тенью проскользнула детская фигурка. Девочка развернулась и стали заметны слегка морщинистое личико, седые пряди в волосах. Это была маленькая, не больше десятилетнего ребенка, карлица. Хотя сложена она была почти гармонично. Получалось, женщина в миниатюре. Звали карлицу Василисой. Анна подобрала ее на постоялом дворе недалеко от Пскова. Труппа скоморохов оставила метавшуюся в горячке маленькую женщину на произвол судьбы. Хозяин постоялого двора уже собирался выгнать больную, но Анна не позволила. Она не только в течении трех дней упорно выхаживала Василису, но и забрала ее с собой в Москву. С тех пор карлица стала для нее не только верным и преданным другом, но и надежным помощником. Во всяком случае, именно Василиса, отличавшаяся пронырливостью куницы, ухитрялась проникать в самые глухие закоулки дворца. Она умела скользить невидимой тенью, открывать заветные двери, подслушивать самые секретные разговоры, добывать одной ей известными способами самые разнообразные сведения. И вскоре Анна, а благодаря ей и Софья, стали разбираться в хитросплетениях подковерной дворцовой борьбы не хуже старожилов. Василиса стала ушами и глазами Анна и, когда нужно, ушами и глазами византийской принцессы.