Жаба тут же перестала жевать, а потом и вовсе выплюнула недожеванную Упыриную ногу. И после этого медленно поднялась обратно на лапы и с вальяжностью двухэтажного автобуса развернулась в мою сторону. Здравый смысл явственно намекал, что все это время я мог потратить на побег. Или мог просто укрыться получше, съежиться за остатками стены и надеяться, что сытный завтрак покажется гигантской твари интереснее, чем поиск источника звука.
Но вместо этого я застыл на месте. И смотрел — прямо в наведенные на меня неподвижные «блюдца» размером с мою голову каждое. Обычно глаза нечисти поблескивали желтым, оранжевым или зеленым, но эти почему-то напоминали две бездонные черные дыры, которые будто вобрали и приумножили весь полумрак вокруг.
Я не видел даже зрачков. Это… нет, не пугало, а скорее завораживало. Разум безмолвно кричал об опасности, однако чутье подсказывало, что все идет именно так, как надо. И пока я стою неподвижной статуей, ничего не случится.
И я стоял. Мгновение шло за мгновением, Жаба пялилась на меня, а на Жабу. Нас разделял какой-то десяток шагов, и даже со всем своим колоссальным весом она наверняка могла бы преодолеть дистанцию достаточно быстро, чтобы снести остатки стены и атаковать… но вместо этого просто смотрела. И только когда гигантская голова повернулась обратно к недоеденному Упырю, и вместо темноты в глазнице Жабы показалась белесая пелена, я, наконец, сообразил, в чем дело.
Тварь была слепа. Отлично слышала и наверняка могла учуять запах крови хоть за километр, но видеть и охотиться уже не могла. Хищник, почти вершина пищевой пирамиды мертвого города, превратился в падальщика и доживал свой век, питаясь мертвечиной или чужой добычей. Толстая чешуя, шипы на спине и размеры надежно защищали ее от любого представителя местной фауны, и даже небесный летун едва ли выбрал бы Жабу в качестве обеда.
Я дождался, когда она снова увлечется трапезой и, уже не скрываясь, убрался сначала за угол, а потом и на соседнюю улицу. Здесь дома сохранились получше. Настолько, что я даже начал понемногу подыскивать себе убежище. Передохнуть, очистить оружие от Упыриной крови, возможно, перекусить… Или даже забраться повыше и оборудовать себе наблюдательный пункт. Соорудить постель, заделать окна обломками кирпичей или досками, если от них хоть что-то осталось. Сложить из кирпичей печку и развести огонь, в конце концов. Свет я смогу скрыть, а запах дыма вряд ли привлечет местную нечисть.
Зато наверняка заинтересует того, за кем я сюда пришел.
Глава 7
Котелок сердито зафырчал, вздрогнул и выплюнул из-под крышки струйку воды. Огонь тут же отозвался недовольным шипением и почти погас, но через несколько мгновений снова разгорелся, облизываю закопченное круглое донце. Я не стал дожидаться, пока кипяток снова хлынет наружу и, подсунув под дужку ствол винтовки, достал из печки свой…
Завтрак? Можно сказать и так. Сушки в приготовлении не нуждались, однако я едва ли представлял себе утро без кофе. Пакет весил меньше половины килограмма и занимал в вещмешке не так уж много места, так что даже расчет и экономия не стали причиной отказываться от одного из немногих удовольствий… А в этом мертвом мире, пожалуй, и единственного.
Я размолол зерна рукоятью ножа, ссыпал в кружку, залил кипятком, и моих ноздрей тут же коснулся привычный аромат, который перебивал и дым из самодельного очага, и уже ставший привычным сырой и чуть пряный запах с улицы. Даже здесь, на высоте чудом уцелевшего пятого этажа встречался и вездесущий зеленый мох, и другая растительность.
Здание — то, что от него осталось — подозрительно напоминало то, что в начале двадцатого века построили для компании «Зингер», а уже при Советах переименовали в «Дом книги». Только стояло оно почему-то не на набережной канала Грибоедова, а чуть дальше. Там, где в обоих известных мне мирах пересекались Невский проспект и Большая Конюшенная.
Я провел здесь достаточно времени, чтобы заметить, как сильно этот Петербург отличается от двух других. Будь у меня такая цель, я непременно набросал бы карту со всеми рукавами Невы и не поленился бы найти… что-то. Фотографии, документы, пленки, дневники — хоть какие-то свидетельства, способные пролить свет на случившуюся в этом мире катастрофу.
Но другие поиски были важнее. И я уже пятый день подряд покидал свое убежище на рассвете и отправлялся бродить по мертвому городу, пока темнота не загоняла меня обратно в Дом книги, который я понемногу превращал с самое настоящее жилище, где понемногу появлялось все, что нужно неприхотливому человеку. Засохший мох со стен и остатки мебели на этажах служили топливом для очага, а вода из канала неподалеку, хоть и фонящая излучением, годилась и для кофе и даже для супа из мясных консервов. Простого смертного такая диета наверняка прикончила бы за считанные месяцы или даже дни, однако мой организм справлялся и с радиацией, и с грязью, и со всеми видами болезней, которые смогли уцелеть в этом мире.