Пожалуй, подземный бункер, который мы с Иваном отыскали в прошлый раз, был удобнее и уж точно куда безопаснее моей нынешней берлоги, зато она располагалась буквально напротив Казанского собора, а я каждую свою вылазку начинал с подъема под чудом уцелевший купол. Да и с Дома книги улицы просматривался неплохо — на несколько километров во все стороны.
Я подхватил кружку с самодельного столика, подошел к амбразуре и, потягивая кофе, принялся наблюдать за соседями. Несколько дней назад двор внизу облюбовали упитанные коротконогие твари, похожие одновременно и на коз, и на тапиров. От первых уродцы получили чуть загнутые острые рога, а от вторых — хобот на морде. Не такой основательный, как у слона, однако достаточно подвижный и гибкий, чтобы орудовать им не хуже конечности.
Наверняка «тапиры» переваривали и животную пищу, но все эти дни питались зеленью, обильно произраставшей на развалинах внизу. Глава стаи — самый крупный и мощный, с обломанным справа рогом — не брезговал и побегами со стен, куда мог дотянуться, а его супруга и полдюжины толстопопых деток понемногу обдирали хоботками мох с камней. Поначалу твари приходили только в светлое время суток, но потом пообвыкли и даже остались ночевать.
Я не возражал: по сравнению с большинством местных обитателей «тапиры» выглядели сравнительно безобидными. И наверняка предупредили бы, вздумай появиться по соседству Упырь или кто-то из крупных плотоядных. Впрочем, пока хищники сюда не совались: то ли их по непонятной причине отпугивал запах дыма из моего очага, то ли туша застреленного мною неподалеку Лешего выглядела достаточно убедительно.
Этакий предупреждающий знак: чужая территория. Здесь живет новый хищник. Не самый крупный, зато проворный и очень злой. Доселе неизвестный, а потому опасный вдвойне.
Не влезай — убьет.
Похоже, я незаметно для себя самого встроился в местную экосистему, отобрав у предыдущего владельца охотничьи угодья площадью в несколько кварталов. Границы моих владения начинались примерно у Казанского собора и заканчивались на набережной Мойки, а с восточной части проходили вдоль канала Грибоедова — там, где в моем родном мире построили очередной выход из метро.
Здесь я его так и не нашел: от дома на углу остались лишь развалины, и я мог только догадываться, был ли под ними вход в подземелье, или нет. Чуть дальше, у перекрестка Невского и Садовой переходы под проспектом затопило водой, а ничего похожего на вестибюль в здании Гостиного двора не наблюдалось. По косвенным признакам я догадывался, что этот мир остановился и погиб примерно в середине двадцатого века, но точнее определить пока не мог.
Как не мог и даже предположить, когда именно, сколько лет назад случился катаклизм, превративший Северную столицу в руины, людей в кровожадных Упырей, а местную фауну — в гигантских чудовищ. Половину домов сравняло с землей, некоторые выглядели так, будто понемногу ветшали и рушились веками, но остались и те, которые не тронула катастрофа и пощадило даже само время. То ли в этом мире тоже когда-то существовали могучие колдуны, способные защитить свое жилище от стихии, то ли дело было в удачном стечении обстоятельств — кое-где в соседних зданиях уцелела даже мебель.
Но одно точно — катастрофа случилась внезапно, буквально за несколько дней. Может быть, неделю или полторы. Никто не пытался консервировать помещения, не оборудовал в подвалах или на этажах склады с продовольствием или оружием и не ставил на улицах кордоны из грузовиков и танков, чтобы остановить наступающую стихию.
Чудовища не пришли в Петербург извне, а будто появились в одночасье. Неведомая сила — настолько огромная, что я не мог даже представить ее масштабы — изменила весь город… или весь мир. И ее отголоски я чувствовал до сих пор. Все здесь, от самого крохотного обломка кирпича под ногами до воды в моей кружки фонило остатками мощи, которая катком прошлась по улицам, размалывая человеческую цивилизацию и перекраивая само бытие по новым лекалам.
С тех пор могло пройти два года. Двадцать… Или двести — считать время стало некому, и оно потеряло всякий смысл. Я не был уверен даже, что сами законы физики в этом мире работают так же, как и в двух других. Мертвый город словно сошел со страниц книг о будущем после конца света, только реальность оказалась мокрой, серой и невзрачной. Совсем не похожей на красочные картины пустоши, наполненной ревом могучих двигателей, где потомки выживших после ядерной войны расплачивались друг с другом крышками от «кока-колы».