За лето и осень 1974 года наша дружба еще больше окрепла, но Саймон по-прежнему продолжал называть меня “мистер Ог”. Во время долгих дискуссий я, признаться, больше слушал его, чем говорил сам. Мы обсуждали многие темы, начиная от критики современных книг, содержание которых можно было условно охарактеризовать словами “помоги себе сам”, до анализа того ужасного и плачевного состояния, в котором оказалось человечество на пороге третьего тысячелетия. Встречи с Саймоном были самыми яркими моментами в моей жизни, но я, по причинам, мне тогда еще неведомым, никому, даже своей жене, о встречах с этим удивительным человеком не рассказывал, хотя именно благодаря ему моя жизнь наконец наполнилась смыслом и стала счастливой.
Я отчетливо помню один из понедельников, когда мое мировосприятие неожиданно изменилось. До этого дня я несколько недель не был в редакции, выступая в различных городах Соединенных Штатов с презентациями моей новой книги “Величайший торговец в мире”. В свой офис я явился пораньше, чтобы успеть за день разобраться с накопившимися за это время проблемами. На своем столе я увидел адресованный мне большой коричневый конверт. Приклеенные на нем почтовые марки были не погашены, а в левом верхнем углу были написаны слова: “От старого старьевщика”. Прочитав их, я бросил конверт на стол и выбежал из офиса. Проскочив между мчавшимися по улице автомобилями, я вбежал в подъезд дома, в котором жил Саймон. Перепрыгивая через несколько ступенек, я поднялся на второй этаж и начал стучать в дверь квартиры старика. Она отворилась, но на пороге я увидел не Саймона, а дородную женщину в выцветшем платье с маленьким ребенком на руках. Когда я спросил у нее, где хозяин квартиры, Саймон Поттер, она удивленно посмотрела на меня и ответила, что живет в этой квартире четыре года и не знает никакого Саймона Поттера. Я описал ей внешность своего друга, но и это не помогло. Она сказала, что никогда в жизни не видела этого человека.
Я был в полной растерянности и не знал, что и думать. Женщина, считая, что разговор исчерпан, захлопнула дверь перед моим носом, и я стал медленно спускаться по лестнице. В холле первого этажа я заглянул на лестницу, ведущую в цокольный этаж. Через открытую дверь я увидел привратника, который сидел у камина и читал газету. Я спросил его о Саймоне, но он сказал, что работает в этом доме одиннадцать лет и человека, которого я ему описал, ни разу не видел. За следующие несколько часов я побывал в полицейском участке на Фостер-авеню, посетил несколько близлежащих клиник, наведался в учреждение, в которое обычно доставляли заблудившихся стариков, потерявших память, и даже заглянул в окружной морг, расположенный в районе Вест-Полк. Обнаружить следы Саймона мне не удалось нигде. С тревогой в сердце я вернулся в свой офис и дрожащими руками распечатал конверт, переданный мне моим другом. В записке ко мне он сообщал, что вложил в этот конверт рукопись “Меморандума Бога”. Далее он просил меня применить мудрые наставления и советы, содержащиеся в данном сочинении, в моей жизни. Если через сто дней в ней произойдут существенные изменения к лучшему, то, согласно пожеланию Саймона, я должен был поделиться этой мудростью со всем миром, включив “Меморандум” в одну из моих новых книг. Он просил меня о нем не беспокоиться и сообщал, что должен был уехать, чтобы выполнить некую особую миссию. В последних строках он написал, что наше расставание, возможно, будет долгим, и заверял меня в том, что любит и ценит меня и будет за меня молиться. Посидев несколько минут и переварив эту информацию, я начал не спеша читать рукопись Саймона. Это было нечто вроде путеводителя по жизни. Начиная со следующего дня текст “Меморандума” стал для меня компасом в океане жизни и остается им по сей день.
Только через семь месяцев после мистического исчезновения Саймона я рассказал обо всем своей жене Бетт. В тот момент мы готовились ко сну. Она присела рядом со мной на моей стороне кровати и внимательно, не прерывая меня, слушала более часа повествование о моих встречах со “старьевщиком” Саймоном.
После того как я закончил, она крепко стиснула мою ладонь в своих и шепотом спросила: