========== 1: Децепция (обман) ==========
Величайшее рабство — прислуживать своим страстям.
Сборник афоризмов Томаса Фуллера
*
В воздухе стоял едкий запах гари.
Топот копыт неуклонно приближался. Сквозь клубы пыли, что поднялись над тёмной землёй, Галадриэль различила вереницу лошадей, появлявшихся одна за одной; стук копыт преследовал её неизбывным эхом. Отчаянье и гнев привели её на эти переговоры, ибо у неё почти не осталось иных путей. Она прекрасно понимала: других вариантов не было.
Как только кони подступили к отрогу, где она стояла, вперёд вышел их предводитель — лютая тварь с тёмно-бордовой шерстью и красными пятнами на ней. Зверь выступил вперёд и остановился. Всадник был облачён в чёрное. На нём блестели кованым железом чёрные доспехи с резкими гранями и глубокими бороздами, с короной под стать. Не видевшая солнца кожа была бледна, черты лица заострились, а в глазах полыхал огонь, такой же алый, как зверь под ним. Отсюда глаза были видны поразительно чётко, и это лишало присутствия духа. Её лошадь всхрапнула, нервно перебирая копытами на месте, и, чтобы усмирить её, Галадриэль пришлось крепче сжать поводья.
Его губы медленно растянулись в злой улыбке.
— Ты пришла! — выкрикнул он.
— Где мой муж? — вопросила она требовательно, будучи не в настроении играть в его игры. — Ты сказал, что вернёшь его.
Мгновение он безмолвствовал, оглядывая её с любопытством. Наконец поднял руку и подал знак кому-то из своих прихвостней. Позади него началась суета, и вот наконец показались несколько орков, которые тащили его — мужчину с длинными белыми волосами, в грязной светлой тунике и рваных бриджах, босого. Руки и ноги его сковывали кандалы. Его грубо бросили наземь, причиняя этим ещё большие страдания. Он застонал сквозь кляп во рту, и сердце Галадриэль подскочило к горлу и едва не убило её. Вцепившись в поводья, она едва сдержала порыв броситься вперёд, мимо них всех, и схватить его — её мужа, Келеборна. Пленника в той войне, не павшего, а всё-таки живого, бессчётные годы томимого в подземельях.
Орки, что привели его сюда, не ретировались. Они стали медленно кружить над ним, оголив оружие — ножи, мечи и копья.
— Хочешь его живым, — выкрикнул Саурон, — а не падалью, что по прибытии домой останется лишь похоронить, — есть условие.
— Ни на какие твои условия я не соглашусь, — процедила она, кипя от ярости.
Такой ответ явно не пришёлся ему по нраву, но Саурон не удостоил его вниманием.
— Соглашайся — или я прикончу его прямо здесь, у тебя на глазах, потом перебью всех твоих солдат и возьму в плен тебя. — На его лице расцвела ласковая улыбка. — Займёшь его место — если такова твоя воля — или согласишься на условие моего предложения.
Галадриэль призвала себя к спокойствию — надо было как-то дать отпор ненависти, что переполняла всё её существо с каждым произносимым им словом. Она изнемогала от желания ринуться вперёд и зарубить его собственноручно — вонзить меч в эту гнусную осклабленную физиономию. Полученное удовлетворение стоило бы того. Выплеснув этот гнев, она бы обрела вечный покой.
— Что за условие? — решив рискнуть, спросила она.
Его улыбка чуть дёрнулась и словно достигла глаз.
— Соглашайся.
— На что?
— Соглашайся.
Галадриэль неровно выдохнула.
— Я не стану. Мне нужно знать, что за условие, на которое я…
Он ещё раз поднял руку. Орки вокруг её супруга зашумели, загоготали и подняли оружие.
— Значит, такова твоя воля? — спросил Саурон, повысив голос, дабы быть услышанным за отвратительными криками.
У неё перехватило дыхание. Взгляд упал на Келеборна, который беспомощно задёргался в своих оковах. Орки подступали к нему. В отчаянии он обвёл глазами их полчище и попытался отползти. Один из этих отродий схватил его за ногу и потянул на себя, мерзко хихикая. Он поднял копьё и ухмыльнулся, предвкушая кровь.
— Стойте! — выкрикнула Галадриэль, охваченная трепетом ужаса.
Даже если согласится, она не обязана будет исполнять. Ничего нет зазорного в том, чтобы отступиться от своего слова, данного чудовищу.
Саурон опустил руку, как видно, довольный её ответом. Повинуясь приказу, орки подняли на него взгляды и неохотно убрали оружие. Впрочем, жажды убийства это в них не умалило. Они всё так же стояли над Келеборном — точно стервятники, что в любой миг готовы налететь на умирающее животное. Их повелителю требовалось сказать лишь слово — и они бы пожрали Келеборна живьём.
— Ты согласна с условием? — спросил мерзавец, перекрывая гадкое бормотание своего войска.
Неумолим, он ожидал, что она поддастся, согласится не глядя — лишь бы сберечь жизнь своего супруга.
Он оказался прав.
Она стиснула зубы и вздёрнула подбородок. Лошадь под ней почуяла её отчаяние и запыхтела, затрясла головой, вороша копытом пыльную грязь. Галадриэль натянула поводья. Малейшая трещина в её броне расценивалась как признак слабости — и неважно, исходит это от неё или от её скакуна — Саурон всё равно найдёт, как обернуть это себе на пользу. Самый ум его был создан для таких порочных игр.
— Согласна, — наконец произнесла она и сразу ощутила облегчение.
Которое длилось недолго.
Краешек его губ приподнялся, и Саурон взмахнул рукой, теперь немного по-иному. Орки набросились на Келеборна, вздёрнули его на ноги и потащили обратно в толпу. Галадриэль было подалась вперёд, но Саурон предостерёг.
— Не стоит этого делать, — выкрикнул он.
— Куда его уводят? — потребовала она ответа. — Ты обещал…
— Через три дня, — перебил её он, — жди его живым и невредимым, прямо на твоём пороге. Ни днём раньше, ни днём позже. — В его алых глазах бесновалось удовольствие. Он наклонил голову набок, особенно подчёркивая следующее: — Даю тебе своё слово.
— Твоё слово… — выдавила Галадриэль.
— …Стоит дороже твоего, — закончил он, перебив, и его глаза всё так же пылали.
Он резко дёрнул поводья и стремительно отступил со всей своей ордой в пустоши, из которых они явились, и дальше, за бесплодные холмы. Оставляя за собой лишь облако пыли.
Глядя, как они удаляются, Галадриэль стискивала кожаный шнур поводьев — так крепко, что вскоре пальцы покраснели от крови.
*
Три дня спустя она стояла у врат Линдона, зорко глядя на дороги, высматривая признаки приближения каких-либо караванов или лошадей. Пальцы теребили платье, сжимали и скручивали ткань. Она боялась худшего — что он не сдержит — что он не способен сдержать обещания, какое бы ей ни дал. Скорее всего, её супруг убит, а труп его кормит воронов в овраге в сотне лиг отсюда. Она дотянулась до врат, коснулась их, и сейчас ей казалось, что в любое мгновение сердце может остановиться от всеобъемлющей тоски. На глазах навернулись слёзы.
Потом сквозь полог плавно колышущихся листьев, заслонявших длинный тракт к Линдону, она увидела очертания мужчины, что, спотыкаясь, брёл по дороге. Сердце радостно забилось, и она затрясла руками металлические прутья.
— Отворите врата, — выкрикнула она, и стражник повиновался.
Подъёмное колесо завертелось, и Галадриэль бросилась в приоткрывшуюся щель так стремительно, как только могла. Она бежала, бежала, бежала что было сил, пока ноги, сердце и дыхание не подвели её разом, как только добралась она до Келеборна. Он рухнул на колени ещё до того, как она подлетела к нему, и Галадриэль упала в его объятия, едва не повалив его наземь. Она вцепилась в него отчаянно, плача на его плече, и он обнимал её, гладил по волосам, медленно и нежно.
— Тише, Галадриэль, тише, — шептал он хрипло, едва в силах говорить и дышать. — Я вернулся. Я дома.
Она лишь сильнее разрыдалась по потерянным столетиям, по тому, что их уже не вернуть.
Вскоре прибыли эльфы, последовавшие за ней верхом; им с Келеборном помогли подняться на ноги. Они прискакали в город, и врата за ними закрылись. Их обоих проводили в дом, что избрала Галадриэль своим жилищем в Линдоне. Она отказалась от всякой помощи и настояла, что позаботится о Келеборне сама. Обняв его за плечи, она повела его в дом, а после закрыла за ними дверь и заперла все остальные.