В походе 1798 года вместе с войсками двигались ученые, эксперты, финансовые комиссары Директории, каждый из которых исполнял свою роль в африканском марше. В этот раз изъятие художественных ценностей Наполеон не связывал с юридическими договорами. Он просто приказывал забирать то, что могло украсить Лувр. Его археологи раскапывали древние могильники, вскрывали гробницы, усыпальницы, исследовали древние скульптуры в Долине Царей.
Сам командующий описывал супруге Жозефине удивительные чудеса Востока. Примером варварских захватов может быть вывоз каменного монолита — обелиска Рамзеса II (см. «Магические камни»), каменных саркофагов и других ритуальных скульптур.
Пожалуй, особняком стоят грабительские действия Наполеона в России, где император получил настоящий отпор, но все равно не желал уходить без художественных и материальных ценностей.
Среди вывезенного из сожженной Москвы: ЗОЛОТОЙ крест, снятый с колокольни Ивана Великого в Кремле, произведения ювелирного и скульптурного искусства. Слух о вывозе креста отступившими французскими войсками разнесся сразу же после освобождения Москвы. Передавались рассказы о том, что с крестом вывозились в обозе золотые и серебряные оклады православных икон, сосуды и лампады, статуя святого Георгия, снятая с крыши государственного здания. Потом появилась легенда о том, что Наполеон приказал утопить художественные ценности в болоте возле села Семлево или в Днепре. Говорили, что русские сокровища были брошены у подножия Понамарской горы близ Вильно. Среди тех, кто поддерживал эти версии, был генерал Ф. Сепор, состоявший в свите Бонапарта в 1812 году, и известный романист Вальтер Скотт, составивший многотомную «Жизнь Наполеона».
Ф.Сегюр называл весь груз, даже драгоценный, обузой при поспешном отступлении французской армии: «…от Гжатска до Михалевской деревни между Дорогобужем и Смоленском имперская колонна не столкнулась ни с чем примечательным, если не считать брошенной в озеро Семлево московской добычи: пушки, старинные доспехи, украшения Кремля и крест с Ивана Великого были затоплены там. Трофеи… слава… имущество… стали бременем!»
Однако «Московские ведомости» от 29 марта 1813 года писали нечто совсем другое: «Крест с главы Ивановской колокольни найден ныне в Кремле у стен большого Успенского собора… открытие сие чрезвычайно обрадовало жителей здешних, кои вообще полагали, что оный крест увезен всемирным врагом вместе с трофеями…» Крест, а точнее обломки креста, обнаружили ризничий Зосима и рассказал об этом московскому епископу Августину… Значит, французы увезли какой-то другой крест, со звонницы или с пристройки Филарета, примыкавших к Ивану Великому и сильно пострадавших от взрыва, произведенного отступившими в Кремле.
В воспоминаниях французского сержанта А.Бургоня имеется описание того креста, который следовал в обозе с другими сокровищами: «…он имел 30 футов вышины, был сделан из дерева, окованного массивными серебряными вызолоченными полосами; несколько цепей, также вызолоченных, поддерживали его со всех сторон…» И в сноске к описанию сержант добавляет: «Я забыл упомянуть, что кроме большого креста Ивана Великого был другой — из массивного золота, около фута в длину (31 см)». А это показывает, что сержант спутал ивановский крест с крестом с пристройки, именно он, как свидетельствовали описи, был инкрустирован и с каменьями.
Намерение запутать искателей в слухах и легендах использовалось Наполеоном при вывозе ценностей Кремля. Приказав взорвать Ивановские строения, он думал, что в их развалинах ничто не уцелеет, а тем более не мог предполагать, что кузнец Петр Ионов, делавший кузнечную основу креста Ивана Великого, узнает свое детище в обломках и возьмется восстановить его.
После поражения французов папа Пий VIII отправил в Париж Антонио Канову, исполнявшего при папском дворе обязанности генерального инспектора изящных искусств. Перед ним ставилась цель — возврат утраченных художественных сокровищ. Для этого предполагалось использовать помощь английских дипломатов, которые взялись представлять Рим. Именно римские сокровища были возвращены в наибольшей полноте, хотя и там многое отсутствовало, или поменяв владельцев, или оставшись в Лувре благодаря нестерпимому упрямству барона Виван-Денона, директора национального музея…
В 1810 году награбленная коллекция Лувра насчитывала 28 картин Рафаэля, 24 полотна Тициана, 41 произведение Лодовико, Агостино, Анибале Каррачи, 17 работ Доменикино. Больше всего гордился Денон обилием грандиозных полотен Рубенса, представленного 53 картинами. Из разных стран было вывезено много произведений Ван-Дейка (34), Рембрандта, Хальса, и все собранное приходилось возвращать победителям.
Союзники некоторое время выжидали, чтобы не компрометировать короля Людовика XVIII, а затем, в 1815 году, приступили к возвращению награбленного. Сначала было возвращено то, что находилось не во дворце и не бросалось в глаза, но это не удовлетворяло потерпевших немцев, итальянцев, поляков… И тысячи произведений, некогда поступавших сюда под конвоем и с торжеством, стали быстро и как бы стыдливо покидать музей.
В возвращении сокровищ принимали участие войска англичан, пруссаков и австрийцев, и стояла такая неразбериха, что многое просто не нашли, а у некоторых сокровищ не нашлось хозяев. (Так стало со всем вывезенным из Египта.)
Все возвращенное составило более 5000 вещей, среди которых картин и скульптур было более 2000. Но идея единого национального музея-дворца осталась, и последующие пополнения, производившиеся законными путями, медленно, но определенно поставили бывший наполеоновский музей в ряд крупнейших в Европе.